Муж, жена, любовница - [43]

И вот на днях младшая сестра, как обычно, отправилась в деревню за хлебом, а старшая — прогуляться по дорожкам вокруг дома. Мария Михайловна поговорила "за жизнь" с дворником, посудачила с проходящей мимо соседкой (в соседних домах были семьи, которые тоже жили здесь постоянно), вышла на дорогу и тихо брела себе, поскрипывая палочкой, радуясь солнышку, ясному небу, чистоте снега и тишине… Морозец пощипывал ей щеки. Вскоре она повернула обратно, прибавила шагу, и тут за ее спиной резко затормозила машина. Из машины вышла женщина и обратилась к ней по имени-отчеству:

— Мария Михайловна, доброе утро! Вы меня не помните? — Тетка была круглолицая, румяная, одета очень просто. — Я из вашего районного Муниципального управления социальной защиты, из собеса то есть. Мы проверяем, какую сумму пенсии вам выдали последний раз. У нас были начислены надбавки, и мы контролируем работу почтальонов, разносящих пенсии. Так вам как выдали? Прежнюю сумму или с надбавками?

— А как вы меня нашли? — первым делом спросила осторожная Мария Михайловна.

— Так вы же оставили адрес у нас в управлении, на всякий случай, вот мы и решили проверить. Это от Москвы недалеко, и у нас многие пенсионеры так же разъехались по дачам… Мы и хотим проверить случаи удаленного проживания.

— Честно говоря, — успокоившись, проговорила Юлина мать, — я не помню, сколько мне приносили.

— Ну так давайте вместе проверим. У вас деньги где?

— Дома лежат, вместе с паспортом. Вот зайдем к нам и посмотрим.

Из машины вышла еще одна женщина, и втроем они вошли в дом. Мать усадила теток пить чай, достала мед, варенье, они славно поговорили о прошлых временах, когда все было лучше, вода мокрее, трава зеленее, а советские люди — все поголовно честные и добрые… Полина Михайловна, вернувшись с хлебом, встретила гостей уже на пороге, когда они уходили — сильно торопясь, как ей показалось.

В результате этого визита из дома вынесли все наличные деньги: пенсии, которые Мария Михайловна пересчитывала по требованию визитеров, оставленные Юлией средства на жизнь, лежавшие в ящике письменного стола, небольшую сумму в валюте из комода в Ксюшиной комнате. Украли красивые фарфоровые безделушки из прихожей, очаровательные дорогие мелочи из ванной комнаты, куда тетки ходили мыть руки… Но самой крупной пропажей бабушки считали новый фирменный утюг, стоявший на полке в роскошной ванной на втором этаже. Как воровки умудрились там-то побывать, Мария Михайловна не могла себе даже представить.

Пропажи обнаружили только на следующее утро, когда Полина собралась идти за молоком, а до этого Мария Михайловна восхищалась, как все-таки хорошо в ее Центральном административном округе поставлено пенсионное обеспечение и какие замечательные люди там работают — вот приехали, не пожалели времени и бензина… Рассказав все это, Мария Михайловна опять заплакала и схватилась за сердце. Ей было уже за семьдесят, и она никогда не отличалась крепким здоровьем.

— Ну вот что, дорогие мои, — выслушав всю эту душераздирающую историю, сказала Юлия. — Вы остались живы. Это уже хорошо. Живите дальше, радуйтесь, забудьте обо всем плохом. Подлых людей много развелось, и горевать из-за них — просто непозволительная роскошь.

— Да, вот именно, кругом подлость! — подхватила мать. — И все из-за ваших новых порядков. При коммунистах такого бы не было.

— При коммунистах, мама, ты бы сейчас не сидела в отдельной вилле с камином и видом на лес, а радовалась бы своей квартире-развалюхе да мизерной пенсии, вот и все. А вообще-то во всем этом есть и доля вашей вины. Ну как ты могла пустить их в дом? Ты же разумный человек!

— Да они такие приличные, Юлечка, на машине, и все про меня знают. У меня даже мысли не возникло, что это жулики. Ты можешь не говорить Алексею об этом случае?

— Конечно, мам. Да ему и не до этого. У него своих случаев полно. Послушайте, а их никто не мог подослать, чтобы напугать вас, например? Они не угрожали вам?

— Вот! — с полуоборота завелась опять старуха. — Я так и думала. С тех пор как вы с Алексеем — новые русские, я просто не знаю покоя. Я вообще боюсь, что нас с Полиной могут взять в заложники, потребовать выкуп, а вы не сможете заплатить! Или не захотите!

— Господи, мама, какие глупости ты говоришь! Ты виновата сама, пустила в дом воров, жуликов, сама им открыла дверь. Ты хоть это понимаешь?

— Я могу возместить вам ущерб. Если ты потрудишься продать мою китайскую вазу, то получишь деньги на десять таких утюгов, — с надменным достоинством произнесла Мария Михайловна.

Юлия вздохнула. Нет, мать решительно ничего не хотела понимать в сегодняшней жизни. Ее старую «бесценную» якобы китайскую вазу не возьмет ни один комиссионный — если таковые вообще в Москве остались. Однако спорить и объяснять ей было бесполезно, поэтому Юлия просто перевела разговор на другую тему.

Мать успокоилась и заметно повеселела, только когда Юлия вынула из кошелька и оставила им с теткой всю свою наличность взамен украденной. Она даже не спросила дочь про поездку, про внуков, про самочувствие… Старческий эгоизм — жуткое дело. Она же была когда-то умным, интеллигентным и интересным человеком; отец, в конце концов, любил ее и уважал именно за широту ума и души. Неужели к старости интерес к миру сужается до интереса к наличным деньгам? Если это так, то, пожалуй, Юлия теперь нужна ей не как дочь, а только как источник финансирования… В результате вся поездка стала для нее лишним поводом для огорчения, а их сейчас в семье, видит Бог, и без того предостаточно.