Муж, жена, любовница - [42]

Так, Светлана уже приложила руку и к профориентации ее дочери — это очевидно. Способные, однако, энергичные люди — эти девицы из Подмосковья, а эта особь, уж точно, далеко пойдет. Только сюда, в свой дом, в свою семью, она, Юлия, все-таки ни за что ее не пустит…

Остаток дня Юлия посвятила борьбе с домашним хаосом, возникшим за время ее отсутствия. Далее у нее по плану была намечена поездка в загородный дом, в Чиверево, где ее ждала мать. Перед отъездом, в конце декабря, Юлия уговорила мать и мамину младшую сестру, свою тетку, пожить на даче во время их отсутствия. Так ей было гораздо спокойнее. Бабушки жили на воздухе, в хороших условиях, и одновременно приглядывали за домом. Встречу с матерью откладывать было нельзя, и Юлия позвонила, чтобы сообщить, что приедет на днях. В ответ трагическим голосом мать известила, что Юлия должна приехать немедленно, что случилось нечто ужасное, такое, чего нельзя рассказать по телефону. Пришлось мчаться туда рано утром следующего дня.

Чиверево было расположено удобно и недалеко от города, всего в двадцати минутах езды по Ярославскому шоссе. Их дом стоял на маленьком полуострове — из окон спальни, со второго этажа, на восток, на юг и запад была видна водная гладь Пироговского водохранилища. Здесь всегда было чудесно, но зимой — в особенности. Белый-белый снег (и дорожки в поселке, кстати, всегда расчищены), неспешные лесные прогулки, катание на лыжах… Даже просто пожить в их новеньком, с иголочки, доме, вдали от шума и суеты, казалось огромным и ни с чем не сравнимым удовольствием. Каждый раз, уезжая из Чиверева, Юлия чувствовала досаду, что нельзя остаться здесь навсегда, нельзя постоянно жить посреди тишины и чистоты настоящей природы. Ничего не поделаешь: обязанности жены и матери не позволяли ей подолгу задерживаться в этом прекрасном месте.

Итак, ее синий джип примчался в Чиверево к десяти утра. Она вышла из машины и в очередной раз поразилась, какой отличный дом им удалось построить. Это действительно было чудо. Он стоял в первой линии дачных построек, у самой воды, и выделялся среди других особняков поселка необычной формой и цветом.

Стрельчатая крыша с башенками различной конфигурации придавала зданию вид европейский, но при этом какой-то сказочный, таинственный, несовременный. А ярко-синяя черепица в сочетании с белым цветом фасада и с белизной январского снега, который припорошил за ночь крышу, замел трубы и окна, делала дом каким-то по-летнему морским, неожиданно свежим и неотразимо привлекательным. Юлия специально искала этот пронзительно синий цвет, заказывала краску по каталогу из Финляндии через большую строительную фирму. Она рассчитывала, что сочетание белого снега с густо-синей черепицей будет очень нарядным, и не ошиблась: зимой их дом становился украшением, «изюминкой» поселка, переполненного уже поднадоевшими виллами с традиционно красными крышами.

Внутренняя планировка здания тоже была нетрадиционной. Спальни были сделаны как обычно, а вот в гостиной не было потолка. Вернее, потолок-то был, но им служил островерхий купол высотой в четырнадцать метров, что создавало впечатление невероятного простора и обилия воздуха. В результате гостиная получилась не помпезной, а уютной и милой, пригодной для повседневной жизни владельцев и для приема гостей.

Подъезжая, Юлия заметила, что снег вокруг дома расчищен совсем недавно — видно, дворник уже хорошо поработал с утра. Она открыла ворота для въезда, нажала кнопку автоматической гаражной двери, заехала и аккуратно поставила машину в пустой гараж, который строился с расчетом на четыре машины. В доме никто не шелохнулся.

Юлия постучала в дверь спальни матери.

— Мамуль, можно к тебе? Ты меня слышишь? Это я приехала!

— Вернулась! Слава богу! Боялась, что умру тут одна, без вас. Так вас и не увижу напоследок. — И она горько зарыдала.

— Да что случилось? В чем дело? Может быть, ты плохо себя чувствуешь? — спрашивала Юлия, начиная уже всерьез беспокоиться. Однако в этот момент в комнате матери появилась тетка и заговорила с тем же эмоциональным напором, что и ее сестра:

— Ой, Юлечка, какой ужас, какой ужас, мы такие несчастные!

— Да что же стряслось, в конце-то концов! Говорите по очереди. Тетя Полина, давай ты, а то я ничего не могу понять. Мама, не плачь, давление повысится — вот это действительно несчастье будет.

— Какое это может теперь иметь значение?! — И Мария Михайловна зарыдала еще безутешнее.

Юлия почувствовала, что еще немного, и ее терпение лопнет. Она хорошо знала склонность своей матери преувеличивать и драматизировать все происходящее, но все-таки обычно удавалось быстрее достучаться до ее здравого смысла.

— Все, — устало проговорила она. — Если вы обе немедленно не прекратите свои истерики и не расскажете по порядку, я сейчас же уезжаю обратно. У меня полно дел в городе. Мама, вставай, приводи себя в порядок, а я пойду приготовлю завтрак. Жду вас внизу.

В результате зареванные мать с теткой все-таки рассказали ей историю, которая произошла с ними три дня назад. Юлина мать, Мария Михайловна, страдала от боли в суставах, поэтому давно уже пользовалась палочкой и далеко от дома не уходила. После смерти мужа она жила вместе с сестрой, поделив с той семейные обязанности, как ей казалось, поровну. Младшая, Полина Михайловна, ходила в магазин, на рынок, в сберкассу — словом, осуществляла "внешние связи" маленькой семьи. Мать же Юлии считалась у них распорядительницей всего и вся, так сказать, "мозговым трестом": раньше она работала в Госбанке, и в семье считалось, что именно она знает, как устроена жизнь. Смолоду она заведовала разными отделами и до сих пор не избавилась от командирских замашек.