Музеи смерти. Парижские и московские кладбища - [32]
Одни часовенные столбы ваялись из светлого камня, другие из черного. Классическая серая часовня (ил. 14) стоит на могиле Дарьи Исаевны Лопатиной (с. 1885); скорее черная – на неизвестной мне могиле (ил. 15). И те и другие обычно увенчивались куполом, иногда стилизованным, как у Лопатиной; на куполе второй, более новой часовни в стиле модерн, скорее всего, был крест, который убрали в советское время. На ребрах часовенных столбов стояли фальшивые колонны-пилястры, исполняя не традиционную, а декоративную функцию; иногда рельефные, часто с коринфскими капителями (как на могиле Лопатиной), они отсылали к русскому барокко (спирали) и классицизму в церковной архитектуре. Вспомним барочный Смольный собор в Петербурге (русское барокко иногда ссылалось и на готику, стремящуюся к вертикали) и неоклассический Исаакиевский>[233]. Забелин пишет, что в середине XIX столетия появилось «несколько прекрасных часовен в готическом стиле»>[234]. Видимо, он имел в виду часовенные столбы с характерными полукруглыми стрельчатыми и килевидными (заостренными) арками, иногда многопластными (расположенными одна в другой и повторяющимися несколько раз), – как в готических храмах, притом что похожие заострения и арки присутствовали и в русских храмах.
Ил. 14. Д. И. Лопатина. Часовенный столб
Ил. 15. Более новый часовенный столб
Во второй половине XIX века произошел поворот в сторону национальной стилистики, и многопластная стрельчатость и килевидность надгробных часовен стала ассоциироваться также с древнерусским церковным зодчеством. В качестве примера напрашивается шедевр русского зодчества – храм Вознесения Господня, построенный в XVI веке Василием III в селе Коломенском>[235] (ил. 16), хотя его архитектором был итальянец (П. Ф. Анибале). Это многоярусный шатровый храм с многочисленными стрельчатыми и килевидными арками в традиционном московском стиле, при этом с готическими треугольными фронтонами над оконными проемами.
Памятникам в виде часовенных столбов свойственна ретроспективность: совмещение различных русских и западных архитектурных стилей позволяло вписывать прошлое в архитектонику этого широко распространившегося вида надгробия. Обращение к архитектуре предшествующих эпох усиливало роль культурной памяти в пространстве кладбищ.
Ил. 16. Храм Вознесения Господня. Село Коломенское («Зодчий», 1908)
Если на французских кладбищах семейные мавзолеи строили с самого начала, то в России они в основном появились лишь на рубеже ХX века>[236], когда несколько богатых фамилий (Ураносовы, Простяковы, Терещенко, Левченко и другие) построили в Донском некрополе отдельные семейные склепы-часовни. (В конце XVIII и начале XIX века усыпальницы Голицыных и Зубовых>[237] располагались в храмах.) Готические часовни на парижских кладбищах стояли целыми рядами; на московских они были единичными; правда, на Донском четыре часовни стояли близко друг к другу, но не в ряд.
Одна из первых фамильных усыпальниц слева была построена в необарочном стиле архитектором Д. Е. Виноградовым в 1896 году, она принадлежала семье московского священника Александра Ураносова (ил. 17). Как и у часовенных столбов, колонны-пилястры с коринфскими капителями встроены здесь в углы стен, но это склеп, имеющий внутреннее пространство с гробницами. На крыше, покрытой широким византийским куполом, расположены знакомые арки с заострениями, а сверху – луковица с православным крестом. Справа от Ураносовых стоит похожая усыпальница (1915) текстильного фабриканта Ивана Простякова, дизайн которой также отсылает к надгробной часовне: декоративные колонны с барочными спиралями под округлыми арками, над ними высятся арки килевидные (характерные для древнерусских храмов); на крыше тоже широкий купол в византийском стиле, но без креста.
Ил. 17. Усыпальницы Ураносовых (слева) и Простяковых (справа)
Ил. 18. Склеп И. Ф. Терещенко (храм Св. Иоанна Лествичника)
Стоящая за Ураносовыми и Простяковыми усыпальница И. Ф. Терещенко 1898 года отражает поворот к национальной архитектуре (ил. 18). Этот стиль, часто избыточный, называется псевдорусским. Пятиглавая шатровая церковь с синими куполами была задумана как усыпальница, но почти сразу превратилась в действующий храм св. Иоанна Лествичника.
Самая красивая часовня-склеп на Донском кладбище выполнена в стиле модерн и отличается архитектурной простотой (ил. 19). Между 1901 и 1915 годами ее построил архитектор Роман Клейн для семьи отставного ротмистра Иосифа Левченко (с. 1901). На заднем плане видна усыпальница Ураносовых (ил. 20). Усыпальница семьи Левченко напоминает часовенный склеп промышленника и известного коллекционера живописи Михаила Морозова>[238] (с. 1903), построенный тоже в десятых годах на кладбище Покровского монастыря (оно не сохранилось)>[239]. Добавлю, что морозовская усыпальница, более гармоничная в архитектурном отношении, была создана по проекту Аполлинария Васнецова>[240], брата известного художника Виктора Васнецова, который был автором рисунков мозаичных икон у Левченко. Над полукруглым входом в часовенный склеп Левченко располагается Богоматерь с младенцем, а под аркой на крыле слева – Николай Чудотворец
В книге известного литературоведа и культуролога, профессора Калифорнийского университета в Беркли (США) Ольги Матич исследуется явление, известное как "русский духовный ренессанс", в рамках которого плеяда визионеров-утопистов вознамерилась преобразить жизнь. Как истинные дети fin de siecle — эпохи, захватившей в России конец XIX и начало XX века, — они были подвержены страху вырождения, пропуская свои декадентские тревоги и утопические надежды, а также эротические эксперименты сквозь призму апокалиптического видения.
«Физическое, интеллектуальное и нравственное вырождение человеческого рода» Б. А. Мореля и «Цветы зла» Ш. Бодлера появились в 1857 году. Они были опубликованы в эпоху, провозглашавшую прогресс и теорию эволюции Ч. Дарвина, но при этом представляли пессимистическое видение эволюции человечества. Труд Мореля впервые внес во французскую медицинскую науку понятие физического «вырождения»; стихи Бодлера оказались провозвестниками декаданса в европейских литературах. Ретроспективно мы можем констатировать, что совпадение в датах появления этих двух текстов свидетельствует о возникновении во второй половине XIX века нового культурного дискурса.
Ольга Матич (р. 1940) – русская американка из семьи старых эмигрантов. Ее двоюродный дед со стороны матери – политический деятель и писатель Василий Шульгин, двоюродная бабушка – художница Елена Киселева, любимица Репина. Родной дед Александр Билимович, один из первых русских экономистов, применявших математический метод, был членом «Особого совещания» у Деникина. Отец по «воле случая» в тринадцать лет попал в Белую армию и вместе с ней уехал за границу. «Семейные хроники», первая часть воспоминаний, охватывают историю семьи (и ей близких людей), начиная с прадедов.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Первое издание книги «Расставание с Нарциссом» замечательного критика, писателя, эссеиста Александра Гольдштейна (1957–2006) вышло в 1997 году и было удостоено сразу двух премий («Малый Букер» и «Антибукер»). С тех пор прошло почти полтора десятилетия, но книга нисколько не утратила своей актуальности и продолжает поражать не только меткостью своих наблюдений и умозаключений, но также интеллектуальным напором и глубиной, не говоря уже об уникальности авторского письма, подчас избыточно метафорического и вместе с тем обладающего особой поэтической магией, редчайшим сплавом изощренной аналитики и художественности.
Московские шестидесятые — интереснейший культурный феномен, начавшийся с Фестиваля молодежи и студентов (1957) и закончившийся Бульдозерной выставкой (1974). Освобождение от сталинской тирании привело к появлению блестящего поколения интеллигенции, часть которой жила своей, параллельной советскому обществу, жизнью. В книге Вадима Алексеева эпоха предстает глазами неофициальных художников, в подвалах которых искался новый художественный язык, восстанавливалась потерянная связь с Европой и забытым авангардом 1920-х, собирались поэты, мыслители, иностранцы.
Вера Аркадьевна Мильчина – ведущий научный сотрудник Института Высших гуманитарных исследований РГГУ и Школы актуальных гуманитарных исследований РАНХиГС, автор семи книг и трех сотен научных статей, переводчик и комментатор французских писателей первой половины XIX века. Одним словом, казалось бы, человек солидный. Однако в новой книге она отходит от привычного амплуа и вы ступает в неожиданном жанре, для которого придумала специальное название – мемуаразмы. Мемуаразмы – это не обстоятельный серьезный рассказ о собственной жизни от рождения до зрелости и/или старости.
Английская литература XIX века была уникальной средой, в которой появилась целая плеяда талантливых писательниц и поэтесс. Несмотря на то, что в литературе, как и в обществе, царили патриархальные порядки, творчество сестер Бронте, Джейн Остен и других авторов-женщин сумело найти путь к читателю и подготовить его для будущего феминистского поворота в литературе модернизма. Лицами этой эпохи стали талантливые, просвещенные и сильные ее представительницы, которым и посвящена книга литературоведа А. Ливерганта.