Муза художника - [21]

— Сегодня приходили двое мужчин, — произносит София новым для нее, тихим голосом, — ремонтировать телефон. Ты ничего мне об этом не говорил. Но они были абсолютно уверены в том, что он нуждается в ремонте.

— И как, они все сделали?

Йон наполняет стакан и протягивает его жене. Как кто-то мог узнать? В Румынии нет телефонных справочников, чтобы никто не мог воспользоваться ими для подрывной деятельности. И гудок не всегда бывает, когда снимаешь трубку. Даже если кому-то посчастливилось услышать в трубке гудок, зачастую телефонные линии перекрещиваются. Хенрик Экерс научил Йона говорить: «Gresala, gresala!» — если тот слышит чей-то незнакомый голос на линии. «Gresala» переводится как «ошибка». Это деликатный способ избежать прослушивания твоего разговора или обвинения тебя в подобном же. Мол, всего лишь произошла ошибка соединения.

— Я не знаю, — говорит София, изучая послеобеденное солнце сквозь херес в своем стакане. — Когда я снимаю трубку, слышу щелчок.

— Ладно. Главное, помни инструкцию.

Необходимость следить за своими словами не только за столиками в ресторанах и в номерах гостиниц, но даже в собственном доме усиливает умственное напряжение. Будучи дипломатами, сами они вне опасности, но им нужно ограничивать любые разговоры, в которых упоминаются румынские граждане, будь то теннисный инструктор в дипломатическом клубе или человек, продающий в одном из старых кварталов древние карты и иконы из своего имущества. Йон понимает, почему пересечение границы с Австрией или Грецией даже обладателями иностранных паспортов с облегчением воспринимается как возвращение в свободный мир. Он подносит стакан ко рту и делает маленький глоток.

Когда ему наконец удается уговорить Софию пригласить Муров на ужин, удовольствие от вечера становится для той большим сюрпризом. Пышущая здоровьем Маргарет Мур в темно-синем сарафане и Логан Мур в отутюженных модных летних брюках из хлопчатобумажного твила и рубашке с короткими рукавами без галстука пребывают в отличной форме. Похвалив уютный дом своих хозяев, Муры пускаются в оживленное обсуждение еженощных пятичасовых репортажей с Олимпийских игр, которые наконец-то принесли временную передышку от полных лозунгов речей и костюмированных народных хоров, господствующих на румынском телевидении. Фрейя торжественно объявляет, что сборная Румынии заняла второе место по количеству золотых медалей после сборной Соединенных Штатов.

Пока они поглощают в столовой картошку со свининой, Маргарет рассказывает фантастические истории об их приключениях на рынке в погоне за такими деликатесами, как полузамороженные вьетнамские сардины, болгарский компот и китайский зеленый горошек. Затем Логан пересказывает последние анекдоты о Чаушеску,[15] которыми обмениваются румыны, стоя в очередях за предметами первой необходимости. Вместе муж и жена повествуют о том, что грант АЙРЕКСа[16] предполагал предоставление жилья, но по причине нехватки квартир их сначала поселили в гостиницу, а затем пожаловали им большую, но спартански обустроенную квартиру в цокольном этаже здания, в подвале которого порой стоит вода, и, когда теплеет, тысячи комаров роятся по трубам и вокруг дверных проемов — сразу стало ясно, почему эта квартира освободилась. Еще одна забавная история касается того, как при въезде в страну им приказали зарегистрировать пишущую машинку Логана с предоставлением образца ее шрифта для того, чтобы власти могли выследить их в случае, если данная печатная машинка когда-либо будет использована в подрывных целях. В девять часов восемь минут вечера, когда его жена громко смеется, Йон тайно ликует.

Вечер продолжается, и под воздействием нескольких бокалов вина Логан побуждает Фрейю встать на стул и прочесть начало любимой народной баллады о говорящей овечке и трех пастухах:[17]

Горной луговиной,

Райскою долиной

Гонят по зелёну,

По крутому склону

Три отары рунных

Пастуха три юных:

Один молдаванин,

Другой унгурянин,

А третий врынчанин.[18]

Отец явно гордится этой демонстрацией памяти своего ребенка. Трудно сказать, насколько серьезно он сам относится к балладе, которая в переводе на английский лишена своего очарования. В конце декламации, пока Алстеды аплодируют, Маргарет притягивает дочь к себе. Она крепко обнимает Фрейю, а та зарывает лицо в мамины юбки. Но это не смущение, поскольку через минуту девочка снова гордо поднимает голову; больше похоже на то, что для нее погружение в благожелательную ауру Маргарет символизирует окончание выступления, а может, даже награду за него.

Когда они готовятся тем вечером ко сну, София задумчиво произносит:

— Самое странное в этой семье то, что их девочка кажется взрослой, в то время как оба они ведут себя почти как дети.

София, уже полюбившая этого ребенка, говорит, что весь вечер Фрейя смотрела на комедийное действо своих родителей серьезно, «как совенок». Йон находит совиный образ удачным. Брови Фрейи темнее, чем ее светлые волосы, а вместо ожидаемых голубых глаз у нее чудные радужные оболочки всех оттенков серого, напоминающие кусочки полированного гранита. Йон, который готов на все, лишь бы редкая улыбка задержалась на лице его жены подольше, высказывает предположение, что, возможно, столь трезвый взгляд — лишь следствие того, что Фрейя в прошлом слишком часто слышала все истории своих родителей.