С таким же успехом можно было стараться отмыть добела черный резиновый мячик. Джонни лишь добился, что коленка стала блестеть, как носок офицерского сапога, начищенного перед парадом.
Закрывая коленку ладонями, Джонни упрыгал в свою комнату и влез в модные вельветовые брюки, которые ему недавно подарили на день рождения.
Потом он сел на край постели и с головой ушел в черные думы.
Таким и нашла его прибежавшая Катя.
Она увидела на Джонни вельветовые клеши и обрадованно спросила:
— Получилось?
Джонни встал и молча подтянул штанину.
— Ой-я-я, — тихо сказала Катя. Села на корточки, внимательно обследовала коленку и подняла на Джонни синие страдающие глаза. — Чем оттирал?
— Всем. Даже купоросом, — процедил Джонни. — Подлец твой Шестопалов. Неуч. Шарлатан… — Он опустил брючину и печально сказал: — Пойду.
— Бить Вовку? — понимающе спросила Катя.
— Вовка подождет. К Валентину Эдуардовичу… Катька, он же думает теперь, что я нарочно…
— Ой-я-я, — опять сказала Катя. — Про него-то я забыла.
— «Забыла»! Зато я только про него и думаю! Вот выходит он на сцену, снимает по привычке берет…
— Ну, мне кажется, он увидел свою голову раньше, — успокоила Катя.
— «Раньше»… Не все ли равно? Ой, Катька… Может, бежать в тайгу или в Антарктиду?
— Я с тобой, — мужественно сказала Катя.
— Нет, — решил Джонни. — Лучше уж пойду к нему. Сам. Навстречу грозе…
— Я с тобой, — снова твердо сказала Катя. — Идем?
Но идти не пришлось. Раздался звонок, Джонни услышал, как мама пошла открывать дверь, а потом в передней прозвучал отчетливый голос Веры Сергеевны:
— Где. Этот. Изверг?
Вот уж не знаешь, когда ждать беды, а когда спасения… Гроза обошла Джонни стороной. Едва задела крылом. Потому что папа, услыхав историю со старинным лекарством, вдруг согнулся пополам, будто ему в живот попали футбольным мячом, вытаращил глаза и начал дико хохотать. Он хохотал, икая, плача и даже булькая. Мама, которая пошла за валерьянкой для себя и для Веры, отдала ее папе.
Катя, увидев, что большой опасности для Джонни уже нет, незаметно подмигнула ему и тихонько исчезла.
Папа продолжал стонать от смеха. Мама вдруг начала кусать губы. А Джонни не улыбнулся. С непонятной грустью он смотрел, как Вера укладывает чемоданы.
…Она уехала после обеда. Вслед за Валентином Эдуардовичем, который укатил еще утром в туго натянутом на уши берете. С мамой и папой Вера простилась очень ласково, а с Джонни сухо.
Вскоре после этого краска на Джонниной коленке пошла трещинками и кое-где зашелушилась. А еще через час начала отслаиваться тонкими пленками…
Под вечер Джонни сидел на подоконнике в покинутой Вериной комнате и задумчиво счищал с колена последние черные кожурки. Все в комнате было так же, как при Вере, — та забрала с собой только два чемодана, а крупные вещи решила увезти позднее.
Раньше Джонни приходил сюда — будто вступал на территорию, занятую враждебной армией, а теперь здесь ему ничего не грозило. И пришла к Джонни странная печаль.
В комнату заглянула мама. Задержалась в дверях. Внимательно посмотрела на Джонни и тихонько спросила:
— Ну? Что притих, искатель приключений?
Джонни поднял грустные глаза.
— Мам… А ведь в общем-то она совсем не плохой человек.
— Наконец ты это понял, — сказала мама.
— Да… — вздохнул Джонни. Иногда он умел быть самокритичным. — Знаешь, мама, мне даже кажется, что я буду по ней скучать…
Мама, как девочка, села на подоконник. Рядом с Джонни. Взяла его за плечи. Покачала туда-сюда.
— Эх ты, воробушек… Ничего, она будет ездить к нам в гости. А мы скоро поедем к ней на свадьбу.
— И я? — усомнился Джонни. — Думаешь, она мне обрадуется?
Мама засмеялась:
— Обрадуется. Не так уж она и сердится.
— А Валентин Эдуардович? Он-то, наверно, после этой истории меня и совсем видеть не захочет.
— Захочет. Знаешь, что он сказал? «Все это — досадная случайность. Я уверен, что Женя действовал из самых благородных побуждений…» А еще он попросил: «Передайте Жене, что он все равно кузнец моего счастья».
— Как это? — изумился Джонни.
— Ну, видишь ли… Когда Вера поняла, какие страдания он терпит, чтобы стать ее женихом, она больше не колебалась… В одной старинной пьесе есть такие слова: «Она меня за муки полюбила…»
Джонни задумчиво сказал:
— По-моему, она все решила еще раньше.
— Возможно. И все же этот случай был последней каплей…
Джонни подумал и хмыкнул:
— Ничего себе капля! Целый пузырек.
Мама посмеялась вместе с ним и поднялась.
— Посиди, — попросил Джонни. — Мне одному что-то скучно…
— Да, «посиди». А кто будет готовить ужин?.. Ты не заскучаешь, вон к тебе Катя идет.
— Где? — оживился Джонни. — Я не вижу… О-о-о! Вот это да!
Катька переходила улицу. Сейчас она была совсем не похожа на загорелого поцарапанного мальчишку. Она была прекрасна, как в тот день, когда Джонни первый раз увидел ее на весеннем карнавале. В светлом пышном платьице и белых босоножках, она походила на маленького лебедя из балета Чайковского, который недавно показывали по второй программе.
Джонни почему-то заволновался, поправил вельветовую штанину и разгладил воротничок.
Катя впорхнула в комнату. Играя белой сумочкой, спускавшейся с плеча на тонком ремешке, она прощебетала:
