Мурло - [5]

— Ох, — женщина, которой принадлежал голос, всплеснула руками и, торопясь, как могла, начала спускаться к нему по лестнице, приговаривая на ходу себе под нос:

— Чего ж он, звонка, что ли, не видит? — Мне бы ключи, — громко, как на дискотеке, сказал он, когда калитка открылась. — Какие ключи, господи, — с недовольным видом махнула рукой женщина и, схватив Степана Фёдоровича за локоть, потянула его на участок. — Пройдите в дом.

Домрачёв перешагнул через порог калитки и в сопровождении хозяйки, под лай цепной собаки царственно прошёл к дому.

В сенях их встретил плотный мужчина с щенячьими глазками. Он был одет в белую рубаху с широкими синими полосами, заправленную в хлопковые чёрные штаны, а те, в свою очередь были заправлены в длинные серые носки. Под ногами у него, задрав хвост, вилась рыжая гладкошёрстная кошка. Домрачёв молча приходил в себя и тяжело дышал. Мужчина без каких-либо претензий ждал, когда тот заговорит и объяснится, но Степан Фёдорович уверенно продолжал молчать, осматриваясь и размазывая мокрым предплечьем капли воды со лба по всему лицу.

Хозяйка тем временем, кряхтя, одной рукой стягивала с себя шерстяную шаль, а другой стаскивала с ноги валенок. Выпрямившись, она прошла к мужу и ровным тоном заявила:

— Родственник дяди Жоры. Приехал вот. — А, — спохватился мужчина и протянул руку Домрачёву. — Гена. — Степан, — Степан Фёдорович попытался крепко пожать руку Гены, но замёрзшие пальцы стискивались неохотно. — Чего вы стоите? Разувайтесь — проходите. — Да что вы, — стеснительно заулыбался Домрачёв, — мне бы просто ключи забрать, и я пойду. — Куда ж вы пойдёте? — раздался крик хозяйки из кухни. — Там не топлено, жрать нечего! Не стойте! Проходите чай пить!

Домрачёв улыбнулся Гене и закопошился на месте. Немного подумав, он слегка нагнулся и тихим голосом сказал: — Отключили уже, да? — Что отключили? — уточнил Гена. — Ну, отопление, что ж ещё, — серьёзно сказал Степан Фёдорович.

Гена сначала, недоумевая, пристально посмотрел ему в глаза, а затем, медленно раскрывая рот, широко улыбнулся и захохотал. Он развернулся на месте, нагнулся, почесал кошку и, проходя в дом, весело сказал: — Проходите-проходите.

Домрачёв невольно заулыбался. Его сердцем вновь завладели, и он уже ощущал в себе силы, которые позволят хорошенько поговорить. Ненадолго замечтавшись, он подался вперёд, быстро стянул с себя дублёнку, расстегнул молнии на ботинках, вальяжными движениями сбросил их с ног и в своей кепочке прошёл в дом, оставляя на выкрашенных коричневым глянцем досках водяные разводы. Он шёл на голоса, доносившиеся из кухни, и сжимал кулаки, будто тренируясь пожать следующую руку. Проходя через тёмный коридор, он столкнулся с девушкой, до того мгновения осторожно выглядывавшей из-за угла, как хищный зверёк, но будто не заметил её и двинулся дальше, не сбавляя шагу.

Девушка, на вид лет двадцати, прошла в сени, с недовольным лицом взяла разбросанные ботинки Степана Фёдоровича и аккуратно поставила их к остальной обуви, представленной по большей части валенками и тапочками. Затем она закрыла входную дверь на замок, выключила в сенях свет и легко, будто не касаясь пола, прошла в свою комнату.

Домрачёв сел сбоку от Гены на мягкую подушку кухонного дивана и, сложив руки на столе, изучил внешность хозяина. Вид у него был здоровый. Степану Фёдоровичу показалось, что Гена младше его лет на десять. Казалось, в детстве он упал в чан с репейным маслом. Но волосы, росшие везде: и на руках, и на груди, и, в особенности, на шее, — не выглядели, как рудимент, унаследованный от предков-приматов. Степан Фёдорович успел даже подумать, что люди, у которых таких волос нет, менее человечны, чем мягкий плюшевый Гена.

— Откуда ж приехали? Давно? — спросил улыбающийся хозяин, не дождавшись, когда Домрачёв заговорит.

Хозяйка тем временем суетилась с закусками под аккомпанемент сопящего чайника. — Да с Рязани. Вчера вечером выехал, — как только Степан Фёдорович начал говорить, пальцы его рук хаотично зашевелились, стуча по столу, а скрещённые под диваном ноги затряслись.

— Как дорога? Ничего?

— Ох, да. Отлично доехал. Разве что пурга под конец застала, — улыбнулся Домрачёв.

— Хороша зима, да? — поддержал его Гена.

— Не то слово, — согласившись, Степан Фёдорович замотал головой. — Я, правда, признаться, побаиваюсь метелей. В машине ещё печка барахлит. Всё думал, как бы не замуровало меня в ней.

— А что ж за машина у вас?

— Да я ж не на своей приехал. У знакомого «Газель» одолжил.

— Чего так? — удивился Гена. — Зачем «Газель»?

— Как зачем? Я же за вещами приехал.

— За вещами, — повторил за ним Гена, качая головой. — Долго собирались вы. Всё поутаскивали уже. Вам разве что письма забрать да фотографии.

— Как? — вылупил глаза Домрачёв. — Кто поутаскивал? — Кто-кто? Деревня. Уж третий месяц пошёл, как дядя Жора помер. Ребятня лазит, а может, и не только ребятня. — Вот тебе раз… — уставился перед собой Домрачёв. — Приехал, называется. — Ну, вы не расстраивайтесь, — рассудительно заговорил Гена. — Дело это обыкновенное. Вы б ещё дольше собирались. Скажите спасибо, хоть архив не растащили. Да и я ж гоняю, когда засекаю кого. — Ладно, хоть архив цел, — улыбнулся Домрачёв и многозначительно закивал.