Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн - [6]
— Имя Тосу можно услышать повсюду, — сказал Дзёсю, — но придя сюда, я нашел не мастера дзэн, а старика, который ходит за постным маслом.
— Масло! Масло! — воскликнул Тосу, указывая на свою тыкву.
Затем имел место разговор, который составил случай XLI Хэкиганроку и случай LXIII Сёёроку.
— Как действует в жизни человек, переживший Великую Смерть? — спросил Дзёсю у Тосу.
— Ты не можешь идти в темноте; ты должен подождать, пока забрезжит рассвет,[40] — ответил Тосу.
И по характеру, и в жизни Дзёсю был человеком крайней простоты. Когда, например, сломалась ножка стула, он не стал ее чинить, а лишь привязал палку, чтобы стул мог кое-как стоять. Одно из его самых известных изречении, которое не понимает даже один из ста, звучит так:
Когда искренний человек проповедует ложное учение, оно становится правильным. Когда неискренний человек излагает подлинное учение, оно становится ошибочным.
В девятом случае из Хэкиганроку мы встречаем еще один пример неподражаемой простоты Дзёсю.
— Кто такой [Что такое] Дзёсю? — спросил монах.
— Восточные ворота, западные ворота, южные ворота, северные ворота, — ответил Дзёсю.
Другими словами, если вы желаете увидеть меня, вы можете подойти ко мне с любой стороны — все ворота открыты, от вас ничто не спрятано. Фактически, кроме ворот, здесь ничего нет! Это напоминает случай XCVI из Хэкиганроку, в котором Дзёсю ставит монаха перед тремя проблемами:
Глиняный будда не переправится через воду; железный будда не пройдет через горнило; деревянный будда не пройдет через огонь.
Какой же будда может выдержать все эти испытания?
Но самый лучший пример трансцендентной простоты мы встречаем в случае XIX из Мумонкана: «Твое обычное сознание — это и есть Путь!» Вне этого нет буддизма.
И еще одна, на этот раз последняя история. Человек из высших сословий по имени Её пришел к Дзёсю, чтобы получить наставление в дзэн.
— Я много постился в молодости, мое тело рано состарилось, и у меня нет больше сил вставать со стула, чтобы приветствовать тех, кто ко мне приходит, — сказал Дзёсю и после паузы добавил: — Вы понимаете?
Её не понял Дзёсю до конца, но почувствовал силу в его словах и воскликнул:
— Какой вы замечательный мастер!
На следующий день Её послал к Дзёсю своего слугу. Дзёсю встал и приветствовал его. Главного монаха это удивило, и он спросил у Дзёсю, почему тот оказывает такую честь человеку из низкого сословия.
— Когда ко мне приходит человек высокого сословия, — сказал Дзёсю, — я приветствую его, не вставая со стула; когда ко мне приходит человек среднего сословия, я встаю со стула; когда ко мне приходит человек низкого сословия, я выхожу из храма, чтобы встретить его.
Вот подлинный образец простоты и величия!
Эта история, по всей вероятности, взята из Изречений Дзёсю. Там приводится ее полный вариант.
Монах спросил у Дзёсю, есть ли у собаки природа Будды.
— Нет! — ответил Дзёсю.
— Все ползучие земные твари имеют природу Будды. Как может собака не иметь ее? — спросил монах.
— Вследствие своего кармического неведения[42] ты привязан к мыслям и эмоциям, — сказал Дзёсю.
— Есть ли у собаки природа. Будды? — снова спросил монах.
— Да! — ответил Дзёсю.
— Вы говорите «Да!», но как может природа Будды поместиться в теле собаки? — спросил монах.
— Он грешит, сознательно и преднамеренно, — ответил Дзёсю.
Версия этой истории в Сёёроку (случай XVIII) практически такая же, только Дзёсю отвечает первый раз «Да!», а второй раз «Нет!». Странно, но это сильно меняет дело.
Реплика Дзёсю «Вследствие своего кармического неведения ты привязан к мыслям и эмоциям», кажется, перекликается с отрывком из Пробуждения веры в Махаяне (часть 3, раздел 1):
Вместе с неведением возникает разделение объективного мира на вещи и привязанность к ним, в результате чего постоянный поток мыслей и чувств приводит к появлению у нас ума.[43]
Это значит, что ум различает это и то, собаку и ее природу, себя и собаку, собаку и природу Будды, свою природу Будды и природу Будды собаки — и на фоне этого видны проблески изначального сознания.[44]
Когда во второй части приведенной истории Дзёсю ответил на вопрос монаха утвердительно, он дал ортодоксальный буддистский, а не дзэнский ответ. С тех пор как буддизм появился в Китае, то есть со времен, когда во времена правления Мин Ди (68–76 гг. н. э.) в Китай прибыли Кашьяпа Матанга (Мо-дэн, Мато) и Гобхарана (Чжу-фалань, Дзику-хоран), вопрос природы Будды был в центре религиозных дискуссий. Два слова «природа» и «Будда» в отдельности имеют совсем иное значение, чем в словосочетании. «Природа» подразумевает нечто фиксированное и неизменное; потенциальную возможность просветления, или освобождения от жизни и смерти. «Будда» есть просветление; освобождение от жизни и смерти, кармы, вселенского закона причины и следствия; состояние несотворенной неразрушимости. «Природа Будды» в разных буддистских сектах интерпретируется по-разному.