Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн - [8]
Святой Дух — это та часть или сила Бога, которая пребывала с Иисусом и пребывает с любым другим человеком после его единения с Богом. Это не Бог, потому что Бог не может быть чем-то, кроме самого себя; но это и не что-то отличное от Бога, потому что Святой Дух не может быть не от Бога. Таким образом, Святой Дух — это Бог, даровавший человеку свое присутствие (стр. 28).
Он верил, что есть сын Божий, точно так же, как он верил, что все люди являются сынами Божьими. Он видел различие между собой и другими людьми в том, что он знал, что является сыном Божьим, тогда как они не знали этого (стр. 37).
На вопрос, поставленный таким образом: «Имеет ли эта собака природу Будды?», христианство не может ответить. Как бы Христос ответил на подобный вопрос, мы можем только догадываться. Вполне возможно, что такой вопрос никогда не приходил ему в голову. Если бы его спросили, он мог бы ответить так же, как на другой вопрос: «О дне же том или часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (Мк. 13, 32). Св. Павел, как уже отмечалось, делает все возможное для того, чтобы развеять последние следы с древних пор присущей евреям любви к животным.
Отчасти эта любовь объясняется так называемым примитивным состоянием мышления и лексики, в которых недоставало многих современных разграничений. Так, в английском переводе книги Бытия говорится: «Да произведет земля тварь живую» (Быт. 1, 24), тогда как в оригинале речь идет не о «живой твари», а «живой душе», поскольку люди и животные в равной степени причастны душе природы. Далее, в Экклезиасте говорится: «Кто знает: дух животных сходит ли вниз?» (Эккл. 3, 21). В древности не только слова «душа» и «дух» в равной мере применялись к людям и животным, но не делалось различий между душой и телом. В английском переводе Чисел (Числ. 6, 6) и Псалмов {Пс. 16, 10) встречается слово «тело», которое в оригинале на иврите пишется «душа». Каким бы примитивным ни было состояние мышления и лексики в Древней Иудее, представление о единстве отражено в них. Докучливый интеллект еще не успел разъединить то, что Бог сотворил единым.
Но вернемся обратно к проблеме. Монах спросил у Дзёсю, имеет ли собака природу Будды. Дзёсю ответил «Нет!» Ответ Дзёсю можно рассматривать с двух сторон: во-первых, в связи с монахом и его состоянием сознания в тот конкретный момент; и во-вторых, как выражение трансцендентного переживания реальности.
(а) Что вынудило монаха задать этот вопрос? Думаю, что не ошибусь, если скал-су, что монах отчасти ожидал получить такой ответ. Когда Пилат спросил у Иисуса «Что есть истина?», в действительности он имел в виду следующее: «Я не желаю знать, что есть истина. Несомненно, истина — это что-то скучное и неприятное, поэтому, пожалуйста, не говори со мной о ней». Именно поэтому Христос промолчал. Другими словами, любой вопрос неизбежно содержит больше, чем половину ответа. Вопрос монаха, должно быть, имел вид: «Ведь эта собака не имеет природы Будды, не так ли?» Монах догадывался, что у собаки нет природы Будды. Он чувствовал, что есть что-то подозрительное в обычном представлении о том, что собака имеет природу Будды. Что касается слов, то монах был прав, предполагая наличие у собаки природы Будды, и поэтому ответ должен был быть «Да!». Однако монах вложил неправильный смысл в правильные слова, и поэтому Дзёсю, чтобы поставить его в тупик и тем самым привести его в чувство, вложил правильный смысл в неправильные слова. Так, когда человек говорит мне: «Посмотри, разве некрасивые не красивы?», я отвечу «Нет!», потому что у этого человека рот полон говяжьих котлет, и он вкладывает в свои слова смысл, не имеющий ничего общего с моим смыслом.
(б) Рассматривая первый случай из Мумонкана как коан, мы имеем My и больше ничего — никаких ссылок на монаха, Дзёсю, собаку и ее природу Будды. Поэтому Иноуэ обвиняет многие поколения комментаторов в том, что они извратили первичный смысл этой истории. Поскольку этот случай основывается на Нирвана-сутре, вопрос должен звучать так: «В чем смысл природы Будды?» Мумон включил в случай только часть истории, чтобы заострить внимание на му, хотя в другом случае Дзёсю ответил У (да).
Иноуэ в некотором смысле прав, потому что в действительности у Дзёсю My — это не «Нет» как частный случай «Да» или «Нет», а «Нет», которое одновременно выходит за пределы обоих крайностей и тождественно им. Два вопроса — вопрос о My и вопрос о природе Будды — отличаются только словами.
С помощью My должно достичь истоков нашей природы, то есть, природы Будды. Таким образом, различие, которое делает Иноуэ, имеет рациональный смысл, но на уровне переживаний бессмысленно. Если мы знаем My, мы знаем, что такое природа Будды, мы пребываем в состоянии Му, в блаженном состоянии нищих духом. Это состояние души, которое мы всегда находим в Будде или Христе, где мы ничего не желаем и в то же время желаем все таким, каково оно есть, или, точнее, каким оно происходит. Мы должны иметь «Нет» и «нет», или «Да» и «да», потому что «Да» равняется «Нет», тогда как «да» и «нет» противоположны. У Дзёсю My есть «Нет» и «нет»; У есть «Да» и «да». Поэтому не играет роли, что он говорит, хотя разные его слова имеют разный смысл.