Мулей - [6]

18 января

Я была уверена, что если я когда-нибудь решусь на то, на что я теперь решилась, то буду жутко нервничать и трястись, но я спокойна и расслаблена. Чувствую, что готова. Так хорошо мне давно не было. Констанция высказалась по этому поводу сегодня. Ты выглядишь гораздо лучше, заметила она. Спасибо, сказала я. А она поинтересовалась, как насчет лошадок — теперь я готова? Я ответила «может быть» и предложила попробовать на следующей недельке, после театральной премьеры.

Где-то я читала, что собирающиеся уйти из жизни — эгоисты. Им плевать, что остающиеся будут чувствовать вину или раскаяние. Это правда, меня подобные мысли не посещают. Такой безмятежной я не бывала много лет.

Прогуляла второй урок и незаметно пробралась в физкультурный зал, привязала веревку. Узел получился о-го-го, выдержит наверняка.

Стала искать Вальдемара, чтобы уговориться насчет веревки, но сказали, он ушел домой — сестренка заболела, а родители заседают в Стортинге или где-то еще, так что с ней должен сидеть он. Обычная история. Вольдемар, добрая душа, слишком хорош для нашего мира. Правда. Через несколько лет наверняка тоже подсядет на иглу, как Констанция.

Я подумала, что нужно написать родственникам письмо. Первыми в дом наверняка войдут Биттен и Тронд. На столе их должно ждать письмо. Но писать собираюсь только о практических вещах. Никакого нытья про горе и тоску, никаких прощаний. Сдержанно и просто. Напишу, что родственники могут поделить между собой все, что есть в доме, но сам дом надлежит продать и на вырученные деньги учредить фонд или комитет или не знаю что имени меня, куда смогут обращаться те, кому невмоготу жить. То есть человек не просто хандрит, а готов вот-вот свести с жизнью счеты, как я это сделаю через два дня. В фонде будут выдавать вспомоществование, чтобы человек мог куда-нибудь съездить, или купить стиральную машину или лодочный мотор, мало ли что, или еще как-то порадовать себя. Управляющие фондом не имеют права следить, как деньги расходуются; их дело только убедиться в том, что проситель действительно отчаялся настолько, как он это описывает. Например, они могут позвонить друзьям просителя и расспросить их. Проситель должен указать контактных лиц и вообще побольше о себе рассказать. Фонд помощи суицидалам имени Юлии. Что-то в этом роде. Мне нравится, что я буду значиться в карманном справочнике некоммерческих фондов, с которым не расстается половина нашего выпускного класса. Каких только идиотских фондов там нет!

Вчера я позвонила риелтору и рассказала, где мой дом расположен, когда он был построен, какова его площадь, планировка, вид из окон и прочее, и он ответил, что не может ничего утверждать, не видя дома, но ему кажется, что речь идет о доме в пятнадцать — двадцать миллионов приблизительно. Я на мгновение дрогнула и подумала, что могла бы продать дом и еще много лет как сыр в масле кататься, перебраться хоть на Канары, но потом сообразила, что все это чушь, что и на Канарах мне будет точно так же хреново, а кончать с собой в чужом незнакомом месте, где я никого не знаю, где меня непонятно кто найдет, не хочется, так что лучше придерживаться разработанного плана и довести его до конца.

Еще в письме надо распорядиться относительно похорон. Биттен отлично со всем управится. Насколько я помню, похороны в нашей семье проходили всегда достойно. Биттен никогда не изменяет чувство меры. Все похороны под ее патронажем выдержаны от начала до конца в строгой простоте, никакой нарочитости и оскорбительных излишеств. Пусть все будет совсем скромно. Короткая панихида, во время которой приходской органист играет то, что обычно полагается, никаких подружек покойной, декламирующих стихи Бьёрна Эйдсвога или собственные вирши. Сеанс заканчивается в церкви, продолжения не будет. А прах потом, при какой-нибудь оказии, пусть развеют в Африке там, где погибли мама, папа и Том. Я хочу быть вместе с ними. Хочу, чтобы мой прах смешался с их прахом. К тому же в этом что-то есть, быть развеянной над Африкой. Как знать, возможно, мои останки приземлятся поблизости от дерева, под которым в фильме «Из Африки» похоронили Дениса Финч Хаттона. Я обожаю этот фильм. Дерево на вершине холма посреди колышащегося моря джунглей, к которому несколько раз в неделю приходят львы. При минимальной везучести место, где разбились мама, папа и Том, выглядит точно так же, как у могилы Финч Хаттона. Авиакомпания предлагала мне слетать туда и увидеть это место собственными глазами, психогейр уверял, что мне обязательно нужно это сделать, чтобы быстрее отработать эту часть процесса реабилитации, но я не смогла. И сказала психогейру, что он может смотаться туда сам, раз он такой энтузиаст. Но зато мой прах доберется туда.

19 января

Ночью я не спала. Но усталости не чувствую. Отосплюсь после смерти. Слонялась по дому просто так. Долго сидела в родительской спальне. Полистала фотографии. Наткнулась на ту, где мы с Томом чиним моторку посреди фьорда. Ужасно милые и счастливые. Пять минут спустя папа стал заводить мотор и свалился за борт, угодив на громадную ядовитую медузу. Маме пришлось сесть на весла и самой везти нас на берег. Мы еще много лет помирали со смеху над этой историей. Те люди, в чьи руки попадет альбом, не будут знать, что было до и после того момента, который запечатлен на снимке. Констанция обожает ходить на барахолки. Поэтому мы все время таскались на школьные базары. Иногда нам попадался альбом с фотографиями. Альбомы вызывали у нас странное чувство. Дорогие кому-то люди. Кошки, псины, виды, домики. Возможно, и наши фотоальбомы тоже окажутся на барахолке. Хорошо бы, их купили нормальные люди. Впрочем, какая разница.