Мулан - [18]

– Может, если я попрошу прощения, семья примет меня обратно… – проговорила она. Чёрный Вихрь перестал перебирать копытами и замер. Но ничего не ответил.

Взглянув поверх костра, Мулан в удивлении вытаращила глаза. Птица вернулась.

Чудная неприглядная пичуга, которую девушка видела уже трижды, теперь сидела на лежащем неподалёку бревне и смотрела на неё. В животе у Мулан забурчало.

– Эта жуткая птица так уродлива, что её, наверное, нельзя есть? – посоветовалась она с Чёрным Вихрем.

В ответ птица громко чирикнула.

А желудок Мулан снова заворчал. Она потянулась за мечом. Безобразная – не значит невкусная, вовсе не обязательно. Уже приподнимаясь, Мулан вдруг услышала шаги. Она повернулась в испуге, и птица улетела.

– Приветствую тебя!

Мужской голос раскатисто пророкотал среди деревьев. Стиснув пальцами рукоять меча, Мулан обернулась и выставила оружие перед собой. Два длиннобородых монаха в обтрепавшихся плащах смотрели на её поверх костра. Они были намного старше неё, и годы иссушили их лица. Один был смуглый и темноволосый, другой светлее. Позади маячил понурый ослик.

– Тебе нечего опасаться, друг мой, – сказал темноволосый незнакомец. – Мы лишь монахи, странствующие по земле в надежде приумножить счастье и сдержать хаос. – Другой монах закивал и сверкнул зубами в улыбке. Мулан стояла с каменным лицом. Темноволосый продолжал, указывая на улыбающегося монаха: – Это брат Рамтиш. Я брат Скаш. Мы готовы предложить еду и дружбу.

Еду? От одного слова у Мулан потекли слюнки. И едва монахи достали провизию, страх бесследно рассеялся. Выпустив меч, она схватила тарелку, положила себе риса и села. Ей очень хотелось побыстрее набить рот, но в памяти звучал голос матери, велевший есть медленно и церемонно. «Но матушке никогда не приходилось голодать», – подумала Мулан, впрочем, вкушая рис ровно так, как её учили.

Глядя на неё, Рамтиш захихикал. Он повернулся к Скашу.

– Кажется, перед нами самый вежливый голодающий из всех, что я видел.

Скаш кивнул.

– Да, это исключительно хорошо воспитанный юноша. – Он потянулся к своей котомке. – Брат Рамтиш, я предлагаю скрасить нашу трапезу глотком вина.

Мулан сдержала улыбку. Что-то ей подсказывало, что монахи нередко так Скашивали себе жизнь. Поскольку они обращались к ней как к мужчине, она была только рада закрыть глаза на монашеские возлияния, коль скоро они помогут ей сохранить инкогнито. Однако Скаш налил чарку и протянул ей.

– Благодарю, – сказала Мулан, покачав головой, – но я не пью.

– Солдат, который не пьёт? – переспросил Скаш. – Брат Рамтиш, наш спутник не так прост.

Мулан перестала жевать, и сердце её забилось быстрее, когда оба монаха повернулись и вперили в неё пристальный взгляд.

Скаш продолжал:

– Видал ли ты подобного солдата?

– Не видал, – отозвался Рамтиш.

Мулан разом проглотила остаток риса, и он камнем упал ей в желудок. Затем, откашлявшись, она попыталась развеять их подозрения.

– Ну, вообще-то, – начала она старательно низким голосом, – я покуда ещё не солдат. Меня призвали в императорскую армию, которая должна отразить нападение северных захватчиков.

Скаш прищурился, однако согласно закивал.

– Да, северные варвары, – сказал он, сделав внушительный глоток из своей чашки. – Под предводительством Бори-Хана. Мы слышали, что они вернулись.

– Он был свиреп и до того, как его убили, – сказал Рамтиш с ухмылкой и тоже отхлебнул вино. – Подумать только, как он теперь ярится!

Два монаха дружно засмеялись и дружно выпили, а затем Скаш снова повернулся к Мулан, которая тем временем отодвинулась подальше. Впрочем, прогалина была небольшая. Отступать было некуда.

– Итак, как же тебя звать-величать, пока не солдат? – вопросил Скаш.

– Я из семьи Хуа, – ответила Мулан.

– Разве нет у тебя своего имени? – настаивал Скаш.

Мулан нахмурилась. Было ясно, что монах не отступится. Она припомнила имена деревенских мальчишек и решилась:

– Меня зовут Дзюн.

– Что ж, Хуа Дзюн, – проговорил Скаш, словно перекатывая имя на языке. – Я буду с тобой честен. Представить не могу, что ты протянешь в армии хотя бы день. Тебя съедят заживо. – Сидевший рядом Рамтиш согласно кивнул. – Если хочешь стать солдатом, ты должен быть мужчиной.

У Мулан перехватило дыхание, и она лишь надеялась, что щёки её не залил румянец.

– С чего вы взяли, что я не мужчина?

Скаш рассмеялся.

– Ты ведёшь себя как мальчишка, – отвечал он. И передразнил её, показывая, как аккуратно она подносит ко рту кусочек риса. – Ты должен выглядеть как мужчина, пахнуть, как мужчина, и вести себя как мужчина!

Мулан шумно выдохнула, сообразив, что её секрет всё же не раскрыт. Не догадываясь, что за мысли проносятся в голове встречного «паренька», монах принялся расхаживать вокруг костра. Мулан едва не рассмеялась. Она почти ожидала, что для вящего эффекта он ударит себя кулаком в грудь и возопит. И всё же его слова зацепили её за живое, ведь ни о чём подобном она просто не задумывалась.

– И как ведёт себя мужчина? – поинтересовалась она.

– Ну, уж по меньшей мере не ест, как женщина. – Скаш снова собезьянничал, как она подбирает рисинку. – Мужчина ест так, будто это последняя трапеза в его жизни. – И он показал, как набивает рот, и даже высунул язык, притворяясь, что вылизывает миску. Мулан пришлось сдержаться, чтобы не скривиться. Он вёл себя как свинья.