Мулан - [2]

— Да, ваше величество, — отозвался тот, не забыв низко склониться перед властелином, в то же время держа в одной руке кисть[4], а в другой — дощечку с листом бумаги на ней, готовый записывать приказания.

— Объявите о наборе на воинскую службу, призовите воинов запаса и наберите побольше новых рекрутов, — произнес император, сходя по лесенке с возвышения, на котором стоял трон.

Генерал Ли поднялся на ноги и вытянулся перед императором. Он был среднего роста, широк в плечах и коренаст. Седина в густых волосах, собранных в пучок, едва намечалась, но видно было, что генерал давно уже перешагнул рубеж зрелости.

— Простите, ваше величество, — почтительно возразил генерал, — но я думаю, мои войска справятся!

— Нам нельзя рисковать, генерал! Одно рисовое зерно склоняет чашу весов… Один человек может стать залогом победы или поражения.

Генерал молча поклонился.

* * *

Чашка, полная вареного риса, стояла на лежанке, а рядом, скрестив ноги, сидела молодая девушка в штанишках выше колен и курточке-безрукавке. Задумчиво подхватив щепотку риса палочками для еды[5], она приговаривала, как будто зубрила урок:

— Тихая… Скромная… Изящная… Вежливая… Тонкая… Утонченная… Сдержанная… Пунктуальная!

Проговорив последнее слово, девушка схватила лежащую рядом кисточку, обмакнула ее в тушечницу и аккуратно выписала на внутренней стороне правой руки еще один иероглиф — рука ее ниже локтя уже была исписана наполовину.

В этот момент во дворе прокричал петух. Девушка, стремительно вскочив на ноги, кинулась к дверям, крича:

— Младший братец, младший братец!

Вбежав в соседнюю комнату, она чуть не наступила на спящую у двери небольшую собачку, воскликнув:

— А, вот ты где! Кто у нас самый умный пес на свете? Пойдем, мой умник! — с этими словами она взяла из кучки лежавших у стены мешков самый маленький, и со словами:

— Ты поможешь мне по хозяйству? — привязала мешок к ошейнику собачонки, а с другой стороны воткнула под ошейник длинный гибкий прут, к концу которого была привязана аппетитная косточка, оказавшаяся как раз перед носом собачки.

Собачонка, в восторге от внимания хозяйки, от запаха косточки и от знакомой игры, подскочила на всех четырех лапах и устремилась вперед, стараясь схватить кость, но кость, подпрыгивая на конце прута, исправно от нее убегала. Она кинулась во двор, а из волочившегося сзади мешочка сыпалась тонкая струйка зерна, к ней тотчас со всех сторон сбегались куры и начинали клевать.

Собачка пробежала по двору мимо загородки, где стоял, мирно пережевывая сено, великолепный вороной конь, и устремилась за калитку, на холмик, к расположенному там маленькому родовому храму.

* * *

Почтенный Фа Зу, глава семейства, склонившись в храме перед плитами с выписанными на них именами и титулами ранее почивших предков семьи Фа, возжигал курительные палочки и усердно молился:

— Почтенные предки! Пожалуйста, помогите Мулан понравиться свахе сегодня! — он замер на коленях, благочестиво сложив ладони перед грудью, но как раз в этом миг в храм с лаем влетела собачонка, волоча за собой мешочек с зерном, а следом за ней — полдюжины оглушительно кудахчущих кур, которые тотчас начали усердно клевать зерно.

Не обращая внимания на этот невообразимый шум, Фа Зу, стоя на коленях, с благоговением повторил:

— Прошу вас, пожалуйста, помогите!

А сама Мулан в это время бегом поднималась по лесенке, ведущей к храму. В руках у нее был поднос с чайником и двумя чашками. Она уже успела надеть длинное платье и обуться — неприлично ведь входить в родовой храм полуголой и босиком!

Пробегая мимо сидящей у входа собачки, которая по-прежнему безуспешно пыталась дотянуться до косточки, Мулан наклонилась, сунула косточку в зубы собачонки, и… столкнулась с почтенным Фа Зу, как раз выходящим из храма! Поднос подпрыгнул в ее руках, чайник и чашки взлетели в воздух, но Мулан ловко, как фокусник, подхватила чайник и одну из чашек. Правда, вторая разбилась, но ее это ничуть не смутило.

— Отец, я принесла отвар! — воскликнула она. Подвесив чайник на кончик трости, на которую опирался Фа Зу, она наполнила чашку, и подала отцу:

— Не забывай, врач сказал — три чашки утром, и три вечером.

Приняв чашку, Фа Зу произнес:

— Мулан, ты уже должна быть в городе! Мы надеемся, что ты…

— …Приумножишь честь нашей семьи! — закончила за него Мулан елейным голоском, напустив на себя самый торжественный и многозначительный вид. — Не волнуйся, отец! Я тебя не подведу! — и она за спиной старательно прикрыла рукавом написанные на руке иероглифы. — Пожелай мне удачи! — и с этими словами Мулан вприпрыжку помчалась к дому.

— Поспеши! — промолвил отец, держа в руках чайник и чашку. — А я пойду еще помолюсь! — и он, сильно прихрамывая, направился обратно в храм.

* * *

На главной улице города было шумно и многолюдно. В четыре ряда катились повозки, запряженные лошадьми и ослами, тачки, которые толкали полуголые мускулистые люди, скакали верховые, шествовали пешеходы…

У обочины стояла уже не молодая, но еще очень красивая женщина и с беспокойством всматривалась вдаль. Позади нее откинулась занавеска на двери и показалась толстуха небольшого роста с самоуверенным и надменным лицом.