Мудрость Салли - [44]

Салин явилась ко мне главным образом потому, что кто-то из ее книжного клуба сходил к психотерапевту, и это, как оказалось, «очень воодушевляет!». Салин хотелось почувствовать себя трагической личностью, которая ходит «на терапию», и получить очередную порцию полезных рекомендаций, необходимых для ее дальнейшего существования. Думаю, она воспринимает меня как некоего личного психологического стилиста, хотя и полностью игнорирует мои советы, продолжая свою привычную, эгоистичную и искусственную, жизнь. Ей нужна не я, а нормальная жизнь, с надеждами и разочарованиями, страхами и наслаждениями, провалами и успехами. Ей нужны гладкость и неровности, взлеты и падения, свет и тьма. Но вместо этого она сидит в коконе безопасной, дорогой, мягкой, предсказуемой серости с надписью «только сухая чистка». Она не плохой человек, просто эгоцентричный и недалекий, и не понимает, как ей повезло. Ей нужно стать нормальной матерью для ее девочек, а не нанимать ненужную иностранку. Их детство гораздо ценнее, чем она осознает, а она его почти полностью пропускает.

Я осторожно ставлю снежный шар на стол, поворачиваюсь к ней лицом (до этого я сидела боком, благодаря чему удалось скрыть, что я вырубилась) и украдкой вытираю рукой рот, на случай, если пустила слюну во сне. Смотрю ей прямо в глаза и делаю глубокой вдох. Наверное, нужно было сказать ей все это давным-давно, но мне не хватало смелости. Теперь же я не могу сдержаться.

– Да, Селин, ты умираешь. Мы все умираем. Мы все в конце концов окончательно, бесповоротно и полностью умрем. Будем мертвее мертвого. Но пока еще мы живы. Твоя проблема в том, что ты слишком ленива, слишком труслива или слишком глупа, чтобы потратить оставшееся до твоей смерти время на жизнь. Настоящую жизнь. Сделай что-нибудь! Вместо того чтобы тратить каждый день на укладку волос, маникюр, выравнивание зубов, тренировку тела или ирригацию кишечника, бога ради, сделай что-нибудь! И предпочтительно, для кого-то еще – твоих чудесных девочек, твоего измотанного мужа, старушки-соседки или благотворительности. Часики тикают, Салин (упс!), и, я уверена, ты будешь чувствовать себя гораздо лучше, когда умрешь – а если повезет, даже до этого, – если не будешь прожигать жизнь, как пустая, бесполезная дурочка, чей единственный вклад – это средства на ботокс и зарубежные поездки для дизайнеров сумочек.

Я излила душу, и мне становится гораздо легче. А вот о Салин такого не скажешь. Она остолбенело на меня смотрит.

– Не беспокойся, – слышу я собственный голос. – За сегодняшний прием платить не нужно. Хотя, возможно, это самый ценный совет из тех, что я тебе давала.

Не говоря ни слова, она берет свою нелепую, но очень дорогу сумочку из змеиной кожи (на ней больше медной фурнитуры, чем на нашей входной двери) и с цоканьем вылетает из комнаты – дорогие туфли искрят от негодования. Через несколько минут раздается стук в дверь и появляется Хелен с подносом, на котором стоят чашка черного чая с блюдцем и тарелка с печеньем. Она с трудом пристраивает поднос на стол, среди моих бумаг, и вопросительно на меня смотрит.

– Подумала, тебе не помешает.

– Ты ангел.

– Ты прекрасно знаешь, это не про меня. И не про тебя, судя по настроению, в котором ушла Селин. Что ты с ней сделала?

– Просто дала ей пинок по персонально тренированной упругой попке.

– А, ну, тогда ладно.

Хелен оставляет меня наедине с чаем и печеньем. Леди Т. не дает никаких советов касательно макания печенья в чай, и я воспринимаю это как молчаливое одобрение. Но сомневаюсь, что ее впечатлит моя техника. Время играет здесь ключевую роль, и даже спустя годы тренировок у меня в чашке остается плавать половинка печенья, которую я доедаю ложкой.

У меня на столе жужжит интерком, и голос Хелен объявляет о прибытии следующего клиента. Высокий симпатичный мужчина лет сорока пяти заходит и ставит на пол разбухший черный портфель. Полноватый, с темными блестящими глазами лабрадора и кудрявыми каштановыми волосами, аккуратно подстриженными и седеющими по бокам. Он безукоризненно одет: на нем темный костюм, полосатая рубашка и тщательно начищенные черные ботинки на шнурках, и пахнет дорогим лосьоном после бритья и мятными леденцами. Раздается стук в дверь, и заходит Хелен с еще одним подносом с большой кружкой чая и тарелкой печенья. Она ставит его на столик рядом с диваном, клиент благодарит ее низким голосом – смесь доброты и сексуальности. Хелен одаривает его своей лучшей улыбкой и закрывает за собой дверь. Мужчина наклоняется вперед, открывает портфель и достает весьма потрепанную книгу в твердой обложке. Устраивается на диване, делает глоток чая, открывает книгу и начинает читать «Винни-Пуха» Алана Милна.

Мистер Джон Паддингтон – высококлассный адвокат, чьи принципиальность и мастерство, как в зале суда, так и вне его, вызывают трепет и уважение всех знакомых. Каждый день он ездит в Лондон и тратит изнурительно долгие часы на любимую работу, которой страшно гордится. Потом возвращается домой к чудесной жене, четырем шумным сыновьям и долгожданной маленькой дочке, в которых души не чает, и проводит каждую минуту драгоценных выходных в роли хорошего отца и мужа. А потому, раз в неделю, всего на час, мистер Джон Паддингтон приходит ко мне. Это его единственная слабость, оазис мира и покоя. Он просит меня лишь составлять ему молчаливую компанию и предоставлять удобную комнату (чай и печенье – инициатива Хелен, она в него слегка влюблена), где он может спокойно посидеть и почитать «Винни-Пуха» без опасений быть прерванным или осмеянным.