Мудрец_05 - [4]

– Эй, ты, – это был голос Ильи. Паша с трудом повернул голову. Илья возвышался над ним, поставив ногу на мяч, которым, очевидно, и засветил ему по колену. – Хватит комедию ломать, вставай. Я тебе не сильно двинул – просто здоровался. Давай, умирающий лебедь, ну!

Паша заморгал и попытался подняться. Отодрать себя от земли было как пытаться отклеить от пола засохшую жвачку.

– А вот и он! – раздался голос усатого. – Спасибо за поимку, парень. Малец бы от меня сбежал, если б не ты.

– Слышь, зубрила, я твоего батю как-то по-другому представлял, – сказал Илья.

Слова долетали до Паши как сквозь толстое одеяло.

– А я и не его отец. Тот уехал по делам, а меня просил присмотреть за сынком. Я приехал, обед ему хотел сварить. А он раскричался, сказал, что суп не хочет, лучше гулять пойдет, и сбежал. Вот ведь избаловали парня! Без тебя бы упустил и где бы искал потом? Все, Паша, пойдем, супчик пора кушать.

«Ого», – не без восхищения подумал Паша. Он в жизни не думал, что взрослые умеют так красиво и складно врать. До него сразу дошло, зачем усатый все это наплел: если б он сказал, что Паша сбежал из машины при попытке отвезти его в кафе, это выглядело бы подозрительно, а так…

Илья возвышался на фоне разукрашенной трансформаторной будки мощно, как герой комиксов, и Паша попытался взглядом передать ему, что нет никакого супчика, только тряпка с какой-то дрянью, но тот не понял – рывком поднял его на ноги и толкнул в сторону усатого:

– Давай, умник, двигай. Вот ведь богатеи! Суп ему не понравился! Цирк какой-то, – Илья выплюнул жвачку на землю и, несмотря на весь ужас ситуации, Паша поморщился. Вот бескультурье, а!

Усатый потянул Пашу за собой, и тот в странном, сонном оцепенении заметил, что оторвал ему три верхние пуговицы на рубашке и, кажется, неслабо засветил в нос. Мысли плыли в голове медленно, словно облака. Он так задыхался, что ни слова не мог выдавить и только жалко, с присвистом дышал через нос. Во дворе, кроме Ильи, никого не было, а от него помощи ждать нечего, поэтому Паша передвигал ногами, скособочившись и стараясь не упасть.

Вдруг Илья догнал их и перегородил дорогу:

– Может, ему погулять? А то он зеленый, как стол для бильярда.

– Ничего, это от голода.

– Слышь, дядя. Еще раз – ты работаешь с его батей?

Усатый кивнул и пошел дальше, но Илья опять встал у него на пути.

– Искусствовед, значит, – протянул он, и на его простецком лице вдруг проступила задумчивость такой глубины, будто он пытался решить дифференциальное уравнение. – Дядя, а чего у тебя нос такой распухший? О кухонный шкаф ударился, пока лук резал?

На этом терпение усатого, кажется, кончилось:

– Так, а ну дуй отсюда, Марадона дворовый! С его отцом, что ли, хочешь потом отношения выяснять?

Илья выпятил челюсть:

– А ты мне чего приказываешь, дядя? Страна свободная, двор общий, где хочу, там и стою.

Улыбка на лице усатого будто затвердела:

– Слышь, мазила, иди дальше о будку долби, если, конечно, мимо нее не промахнешься.

– Мазила, ага, – Илья задумчиво покивал, а потом каким-то неуловимым движением, без замаха, отвел ногу назад и со всей силы пнул по мячу.

Усатый вдруг завопил во весь голос и согнулся пополам, прижимая к себе руки, из чего Паша сделал вывод, что Илья не промахнулся. Очевидно, он точно и прицельно угодил дяде туда, куда мячом хочется получить меньше всего. Цепкие пальцы с рукава исчезли, и Паша бросился прочь, спотыкаясь на каждом шагу. В глазах у него достаточно прояснилось, чтобы понять: он все еще рядом с домом. Трясущимися руками он вытащил ключ от домофона, взбежал на второй этаж, отпер все замки, влетел в квартиру, запер дверь за собой и сполз на пол. И только тут заметил, что весь этот путь Илья проделал вместе с ним и теперь сидел на антикварном столе с таким видом, будто все это – отличное приключение.

– Почему ты… – выдавил Паша. Язык еле ворочался во рту, словно распух.

– А чего он на меня наехал? «Марадона дворовый», «мазила»! Мне дед всегда говорил обиду никому не спускать. Если оскорбили, сразу бей, будь он хоть боксер! Но этому я, кажется, зря врезал. Ты его рекламу видел?

– Что?

– Татуировку!

– А?

– Бэ! Под рубашкой, где пуговицы оторваны. Волчья морда на всю грудь.

– И что?

– А еще папа искусствовед! Что ты понимаешь? Это значит, он в тюрьме сидел и не последним человеком там был. А ты думал, чего он в такую жару в рубашку с длинным рукавом нарядился? У него на руках небось целая галерея. И костяшки на пальцах сбитые. Я в таком районе вырос, что понимаю кое-что. Таких, как этот Морж, не зовут супчик для маменькиных сынков варить.

– Почему Морж? – спросил Паша, прислушиваясь. За дверью было тихо.

– У него усы, как у моржа. Кстати, где твоя мать? Она в курсе, что тут творится?

Паша издал короткий хриплый звук, очень надеясь, что это сойдет за смешок, оттолкнулся от стены, кое-как поднялся на ноги и побрел на кухню – выпить воды.

– Ого, ничего себе квартирка! Да такую мыть замучаешься. А чего этот Морж хотел-то? Джакузи свистнуть?

– У нас нет джакузи, – старательно выговаривая слова, выдавил Паша. – Мой папа пропал.

– Чего ты мямлишь? Ого, белый кожаный диван! Вот пижоны!