Мучение - [50]

— Я хочу сказать, что я знаю, что у тебя есть что-то происходит с Даниелем, — продолжала Шелби. — Но если серьезно, что хорошего ангел сделал для меня?

Люси пожала плечами извиняясь.

— Я скажу тебе: ничего. Ничего, кроме того, что обрюхатил мою мать и потом бросил нас до того, как я родилась. Абсолютно божественное поведение. — Шелби фыркнула. — И самое смешное — всю жизнь моя мама твердила мне, что я должна быть благодарной. За что? За этот свалившийся с неба дар или за огромный лоб, который я унаследовала от отца? Нет, спасибо. — Она хмуро пнула койку. — Я отдала бы все, лишь бы быть нормальной.

— На самом деле? — Люси провела целую неделю, чувствуя себя ниже, чем ее одноклассники Нефилимы. Она знала, там хорошо, где нас нет, но не могла поверить в это. Какое преимущество видела Шелби в отсутствии способностей Нефилимов?

— Подожди, — сказала Люси, — твой бывший горе-бойфренд. Он был…

Шелби смотрела прочь. — Мы медитировали вместе, и я не знаю, как так вышло, я начала подниматься в воздух. Не высоко, где-то сантиметров 10 над полом. Но Пол не мог не заметить это. Он начал доставать меня с вопросами, что еще я умею, спрашивать всякие глупости.

— Например?

— Я не знаю, — сказала Шелби. — Всякую ерунду о тебе, на самом деле он хотел знать, научила ли ты меня подниматься в воздух. И умеешь ли ты сама подниматься.

— Почему я?

Вероятно, это его фантазии о моей соседке по комнате. В любом случае, ты должна была видеть его лицо в тот день. Как будто я какой-то цирковой уродец. У меня не было выбора, и я порвала с ним.

— Это ужасно. — Люси стиснула руку Шелби. — Но это его проблема, не твоя. Большинство ребят в Береговой линии смотрят на Нефилимов забавно, но я была во многих школах и начинаю понимать, что это только маска, скрывающая реальное отношение. Кроме того, «нормальных» нет. У Фила наверняка есть свои странности.

— Вообще-то, у него странные глаза. Они голубые, но настолько светлые, будто выцветшие. Он вынужден носить специальные контактные линзы, чтобы люди не пялились на него. — Шелби повернула голову. — Плюс, ты знаешь, этот третий сосок. — Она начала смеяться, ее лицо покраснело, когда Люси начала смеяться вместе с ней, они смеялись до слез, когда легкое постукивание в окно прервало их веселье.

— Лучше бы это был не он. — Голос Шелби немедленно успокоился, когда она прыгнула к открытому окну и в спешке уронила с кровати банку с консервированной юккой.

— Это к тебе, — сказала она, почти оцепенело.

Люси была у окна в мгновение ока, потому что уже почувствовала его. Опершись ладонями на подоконник, она наклонилась вперед в свежий ночной воздух.

Она была лицом к лицу, губами к губам с Даниелем.

На долю секунды ей показалось, что он смотрит мимо нее внутрь комнаты на Шелби, но потом он начал целовать ее, обхватив ее голову своими руками и прижимая ее к себе, заставляя ее задыхаться. Недельный запас тепла проходил через нее, вместе с невысказанными извинениями за резкие слова, сказанные в последнюю ночь на пляже.

— Привет, — прошептал он.

— Привет.

Даниэль был в джинсах и белой майке. Его волосы были волнистыми. Его огромные жемчужно-белые крылья бились позади, исследуя ночь, маня ее. Они двигались почти в такт с биением ее сердца. Она хотела прикоснуться к ним, завернуться в них, как последний раз на пляже. Это было ошеломляюще — видеть его зависшим перед ее окном на третьем этаже.

Он взял ее за руку и потянул за подоконник в свои объятья. Но потом опустил ее на широкий плоский выступ за окном, который она никогда не замечала.

Она всегда хотела плакать, когда была счастлива. — Ты не должен быть здесь. Но я так счастлива, что ты здесь.

— Докажи это, — сказал он, улыбаясь, притянув ее голову к своей груди. Он обнял ее за талию одной рукой. Тепло распространялось от его крыльев. Она смотрела поверх его плеч, и весь мир был белым. Вся мягко сверкало и переливалось в лунном свете. А потом огромные крылья Даниэля начали биться.

Появилось легкое ощущение тяжести, и она поняла, что поднимается, нет, летит, высоко в небо. Выступ казался все меньше, звезды — все ярче, ветер обдувал ее, ерошил волосы.

Они поднимались все выше в ночь, пока школа не стала темным пятном внизу, а океан — серебряным одеялом на земле. Пока они не проникли в перистый слой облаков.

Ей не было холодно или страшно. Она чувствовала себя свободной от всего, что угнетало ее на земле. Свободной от опасности, от любой боли, которую она когда-либо испытывала. Свободной от гравитации. И такой влюбленной. Губы Даниэля провели дорожку поцелуев на ее шее. Он крепко обнял ее за талию и повернул к себе лицом. Ее ноги расположились на его ступнях, точно также, когда они танцевали над океаном. Ветра не было, воздух вокруг них был теплым и спокойным. Единственными звуками, которые были слышны, это были биение крыльев Даниэля, колеблющихся в небе, и стук ее собственного сердца.

— Ради таких мгновений, — сказал он, — стоит пережить все, что происходит.

А потом он поцеловал ее так, как не целовал никогда прежде. Долгим, жадным поцелуем, который, казалось, будет длиться вечно. Его руки прослеживали линии ее тела, сначала легко, а потом более напористо, восхищаясь ее формами. Она таяла в нем, и он провел пальцами по ее бедрам, ее груди, плечам. Он контролировал каждую часть ее тела.