Муц-Великан - [42]

— Эй, Буц, вставай! Три дня кончились!

Но тот не пошевельнулся. Он дремал, словно желая проспать неприятности минувшего праздника. Муцу пришлось пуститься в путь одному.

— Сейчас мне выдадут крылья, — мечтал он, спускаясь с горы, залитой утренним солнцем. Но, когда через несколько минут он добрался до площади и увидел, с какими лицами его встретил народ, ему вспомнился вчерашний концерт — испорченный птичий концерт — и в нем сразу зашевелилось сомнение; как будет с крыльями? А когда он очутился перед террасой совета, душа у него совсем ушла в пятки. Народ сомкнулся вокруг, а Суровый-Вождь вскочил с места и вплотную приблизился к нему. Шрам на его лбу густо побагровел, орлиный нос походил на искривленную саблю, светлые глаза смотрели на непричесанного преступника с гневом и сожалением. Он начал:

— Великан! Вчера ты совершил тяжкое преступление. Наш прекрасный Праздник Свободы с незапамятных времен протекал в тишине и спокойствии. Ты первый его омрачил! Ты испортил птичий концерт! Выслушай же, что постановили птицы! — голос его звучал глуше: — Птицы отказываются петь, пока ты находишься в нашей стране. — Я спрашиваю вас, граждане Пятидубья, как поступить с великаном?

— Выгнать его! Ничего другого не остается! — отозвалась, как один, вся толпа. — Что за жизнь без птичьего пения?

— Слышишь, великан? — спросил Суровый-Вождь.

Муц потупил глаза, печально кивнул головой и робко спросил:

— А крылья? Их я все-таки получу?

— Это мудреный вопрос. Чтобы быть свободным, как птица, нужно вести себя иначе, — заметил Суровый-Вождь. — Ты, ведь, не только осквернил наш Праздник Свободы, ты на каждом шагу нарушал наши законы. Кто топтал своими ножищами цветы на лугах? — Ты. Кто давил пчел и майских жуков? Кто гнался за мотыльками? — Ты. Воображаю, что у вас там дома за дикий народ!

— Воображаем, что у них там за дикий народ! — повторили многие.

А другие прибавили:

— Пусть отправляется к себе! Для нашей страны он чересчур невоспитан. Пусть идет туда, откуда явился!

— Итти?.. Куда итти?.. Не могу я итти домой! Меня от дома отделяет огромное море! — воскликнул Муц. — Я не знаю дороги. Мой самолет сломался, — голос его задрожал: — Если вы не дадите мне крыльев, я никогда не смогу вернуться к своим родителям…

С этими словами он опустился на землю у среднего дуба и закрыл лицо руками.

Все смолкли, всех охватила глубокая жалость.

— Он не может найти своей родины! Не знает ли кто, как добраться до родины великана? Подумайте только, — существо без родины! — зашептались на площади.

Все женщины столпились вокруг Муца. Они гладили его непричесанную белокурую голову, ласкали его щеки и повторяли:

— Подумайте, — существо без родины!

Среди долгого грустного молчания прозвенел нежный голосок какой-то девочки:

— Давайте, быть может, спросим у Всезная. Вы не помните, вы не помните, что он еще предсказал?

И девочка вскочила, поднялась в воздух и полетела так быстро, что ее светлые косички рассыпались по плечам.

То была Золотая-Головка, дочь Сурового-Вождя. Она летела прямо к Всезнаю.

Хижина Всезная лежала посреди молодой березовой рощицы. Зеленая листва заслоняла ее низенькую крышу. Разноцветные птицы качались на ветках, а пчелы и бабочки, которые ежеминутно залетали к старику с вестями со всего широкого мира, жужжали и копошились в цветочной изгороди.

Всезнай склонился над письменным столом, заваленным книгами, и ломал себе голову над вопросом, которому посвятил много бессонных ночей. Что сделать, чтобы его сограждане могли лететь над морем, не боясь обморока и крушений? Треск сучьев вывел его из глубокого раздумья. Он привстал и увидел Золотую-Головку, которая пробиралась сквозь березовую рощицу к его хижине.

Не успел старый ученый выйти из-за стола, как она уже очутилась в комнате, обняла его и, с трудом переводя дыхание, торопливо задавала вопросы:

— Всезнай, Всезнай! Скажи, как великану добраться домой! Помнишь, помнишь, ты говорил — с птицей! С какой птицей? Скорее, скорее, — иначе он останется без родины! Он сидит пригорюнившись на…

— На площади, — знаю, знаю, — прервал девочку Всезнай.

Еще задолго до того, как прилетела Золотая-Головка, у него под окнами побывал большой шмель и рассказал про все, что видел и слышал на площади в Пятидубьи. Всезнай, с лукавым видом, поглядел на Золотую-Головку сквозь очки, потрепал ее по плечу, высоко поднял густые брови и молвил низким басом:

— Ты знаешь пруд у Пятидубья? Там в камышах стоят аисты. Большие длинноногие птицы, которые за последние годы навещают нас ранней осенью. Они прилетают к нам из страны дикарей-великанов, где еще до сих пор охотятся на животных и птиц. Поэтому аисты очень недоверчивы; они еще не привыкли к нашей дружбе. Подойди к ним осторожно и скажи: «Всезнай просил кланяться Черному Фраку и забрать поскорее великана, как было условлено».

Золотой-Головке не удалось порасспросить его подробно. Он легонько вытолкнул ее из хижины; она успела лишь поцеловать его на прощание в дверях и затем стрелой полетела к пруду. А старик снова уселся за письменный стол и обратился к шмелю, который с головкой забрался в чашечку цветка на окне: