Мсье Гурджиев - [19]

Организация осуществляет связь с Шамбалой и «Царем Страха» (оба эти названия, разумеется, символические) двумя путями. Посредством двусторонней радиосвязи с неким тибетским «исследовательским» центром, откуда в Берлин поступают драгоценные сведения относительно Индии и Японии. И посредством своего рода телепатической игры, во время которой члены группы вступали в связь с Шамбалой, выбирая наугад одну из карт тибетского Таро: это известные среди коллекционеров деревянные кружки с начертанными на них изображениями. «Игра» продолжалась с 1928 по 1941 год, в ней принимали участие многие из высокопоставленных лиц Третьего рейха. На сей счет имеются неопровержимые документы и убедительные доказательства. Кое-кто из моих информаторов — один из них весьма известен в научном мире — мог бы публично подтвердить все это. Уверяют также, будто после одного из сеансов такой «игры» Гитлеру удалось предсказать точную дату кончины президента Рузвельта и он не замедлил истолковать это как доброе знамение для тысячелетнего рейха в своей мистической и полубредовой речи по поводу смерти президента Соединенных Штатов.

Ходят слухи и о том, что одним из условий союза, заключенного между членами «Общества Туле» и тибетскими «владыками», было истребление цыган. Эта акция, не получившая никакого объяснения и оправдания в официальных документах, проводилась Гитлером и Гиммлером с крайней жестокостью; от руководства концлагерей требовалось немедленно приступить к массовым экзекуциям. По весьма достоверным данным, в Германии погибло около семисот пятидесяти тысяч цыган.

Добавлю, что в момент взятия Берлина русскими, сразу же после самоубийства Гитлера, на улицах города приняло смерть с оружием в руках примерно полторы тысячи тибетцев и индусов.

И, наконец, вполне вероятно, что о существовании «Общества Туле» знал Сталин, бывший, кстати сказать, соучеником Гурджиева по тифлисской семинарии. Позднее, на одном из заседаний Верховного Совета, Сталин будто бы заявил: «Просто непостижимо, как это в XX веке государственные деятели могли заниматься такой чертовщиной».

В момент, когда я составляю этот постскриптум, французский коммунистический еженедельник «Ле леттр фрапсэз» в номере от 3 декабря 1953 года опубликовал два сонета, найденных на теле Альбрехта Хаусхофера. Од погиб в 1945 году от рук эсэсовцев в тюрьме Моабит, куда был заключен за участие в покушении на Гитлера. По «официальным данным», Карл Хаусхофер, его отец, покончил с собой через несколько дней после ареста сына, хотя ничего определенного на сей счет сказать невозможно[3].

Вот концовка одного из сонетов Альбрехта Хаусхофера, особенно меня поразившего:

В моем отце был Фатум воплощен:

Повелевая демонами, он

Мог в преисподней удержать их стадо.

Но, не внимая голосам сивилл,

Отец замки железные разбил

И ринулись на землю силы ада.

ПРИМЕЧАНИЕ ИЗДАТЕЛЯ К ГЛАВЕ II:

РАССКАЗ Рома Ландау и свидетельство А. Абдуллы были оспорены г-жой Александрой Давид-Неэль, которая в статье, помещенной в «Нувель литтерер» от 22 апреля 1954 года, заявила, что бурятский лама по фамилии Дорджиев никакого отношения к Гурджиеву не имеет. Противоположное мнение высказывается в книге К.М. Паникара «Азия и западное владычество», где говорится о бурятском монахе Дорджиеве, который защищал в Лхасе интересы русского царя, а затем занялся распространением своих взглядов в Фонтенбло. Книга Р. Ландау, одну из глав которой мы привели, вышла в свет еще при жизни Гурджиева, и тот не счел нужным что-либо против нее возразить.

Что же касается «Постскриптума», то единственным источником автора были свидетельства хорошо известного в научных кругах Жака Бержье. Впоследствии он в одной из радиопередач повторил имеющиеся у него сведения о связях Георгия Гурджиева с «Обществом Туле». А в майском номере журнала «Медиум» за 1954 год поделился воспоминаниями о том, как в концлагере Маутхаузеи имел беседу с несколькими немецкими офицерами, замешанными в заговоре против Гитлера: зная, что их ждет смертная казнь, они решили поделиться с ним всем тем, что им было известно о Гурджиеве.

Однако мсье Бержье так и не смог представить никаких фактических данных и документов, столь важных для любого историка и способных подвести итог всем дискуссиям по этому поводу[4].

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ПАСТБИЩЕ ДЛЯ ИДИОТОВ Розы превращаются в жаб. Слова, доступные для идиотов. Салонные игры. Расскажите мне о человеке

КАК я уже говорил, моей задачей не является изучение личности Гурджиева. Она и не в том, чтобы представить и прокомментировать все стороны его учения как нечто завершенное. Мне бы просто хотелось дать читателю почувствовать и понять, что происходит с теми, кто сталкивается с Учением, и я надеюсь, что мне в этом поможет соединение в одной книге свидетельств различных людей. В то же время я считал своим долгом набросать, хотя бы легкими штрихами, портрет самого Гурджиева. Мне следует также, прежде чем перейти к основному содержанию книги, наметить основные темы Учения. Постараюсь отнестись к этой задаче чрезвычайно бережно.

Гурджиев считался — и считается до сих пор среди интеллектуалов — человеком, соотнесенным с различными тайнами, связанными с жизнью материи, духа, законами космоса и т. д. Возможно, он достиг того «первоначального и абсолютного знания», о котором говорят «традиционалисты», и в частности Рене Генон. Успенский тоже имеет это в виду и в своей книге «Фрагменты неизвестного Учения» уделяет большое место изложению теорий, вытекающих из этих тайн и дающих вполне законченное объяснение структуры мироздания. Я не могу себе позволить разбирать этот аспект мысли Гурджиева, поскольку он фактически никак не отразился на опыте почти ни одного из его учеников. Наш опыт находился на совсем другом уровне — психологическом (я подразумеваю под этим психологию, очень далекую от той, которая царит в настоящее время на современном Западе). Нам предстояло заняться изучением самих себя, что могло длиться, долгие годы и было бы вполне достаточно для нашего пробуждения. При этом мы вовсе не имели в виду изучение теорий, о которых уже шла речь выше. Но даже если бы мы о них услышали, то сразу бы поняли, что не следует попадаться в эту ловушку, то есть рассматривать их как наше сегодняшнее благо. Речь могла идти лишь о будущем благе, более того, очень далеком. Когда мы поднимемся на принципиально новую ступень, а это случится не завтра. Когда рак на горе свистнет. После дождичка в четверг. Когда свершится чудо пробуждения и мы выйдем из состояния бессознательного, в котором мы находимся и которое начинаем осознавать как таковое. Единственное, что мы действительно поняли, так это рассуждения о нашем повседневном поведении. Это образовывало для нас Учение, а г-н Успенский витал в облаках со своими «законами трех», «принципами гаммы» и «таблицей гидрогенов». Как уже было сказано, я считаю нужным передать лишь высказывания о Гурджиеве, которые определяли наши усилия и опыты дебютантов. Эти высказывания кажутся очень простыми, но не нужно доверять этой простоте. Простота предполагает либо беспредельную лень, либо бесконечную гениальность, а от трюизма до откровения — всего один шаг. Нам казалось, что мы открываем ошеломляющие истины. Между тем, едва мы сами пытались их сформулировать, чтобы удовлетворить чужое любопытство или блеснуть в обществе, все становилось трюизмом, подобно тому как розы в старых сказках превращаются в жаб, когда их срывает рука дурного человека. То, что для лас явилось откровением, тут же меркло, едва мы начинали рассуждать о нем вслух.