Можно всё - [88]
Второго сентября мой поезд приехал на Киевский вокзал, а поезд Антона – на Курский. Эти два месяца он провел под соснами в серфлагере, разбитом на обрыве огромного водохранилища. Табличка на стене администрации гласила: «Место, где расцветают люди». Школа жизни там была нехилая. Помимо довольно жесткой физической нагрузки, подъемов в шесть утра и ежедневного труда ребят развивали или, по крайней мере, пытались развивать духовно. Там не существовало тех «хорошо» и «плохо», к которым привыкли городские жители. Все законы лагеря строились на энергии. Это место походило на настоящее племя со своим вожаком. На мясо и алкоголь стоял запрет, зато вот секс никто не отменял. В качестве одного из мероприятий в расписании, например, зачастую красовалась «оргия». В течение этих двух месяцев лета Антон писал мне редко, но метко, присылая видео, где ребята-иностранцы признаются мне в любви за него на всех языках. Я старалась не реагировать, чтобы не обжечься вновь.
Но настал сентябрь, и мы встретились сразу, как только смогли. В этот вечер в парке Горького выступали «The Drums». Концерт был бесплатный, и в какой-то момент вход в парк закрыли из-за количества людей. Нам было много что друг другу сказать, но, не успев толком поговорить, мы перелезли через забор и побежали к площадке. Мое сердце опять сжалось. Над небом зарядили салют. Мы оббегали зевак – скорее-скорее к сцене. Он оглядывается на меня, мы хватаемся за руки, музыканты начинают играть нашу любимую песню «Let’s go surfing» – и заветная доза самого страшного наркотика пробегает по моим венам и ударяет в мозг. Мы оба так боялись снова привязаться друг к другу, и вот эта больная зависимость опять пробивает себе дорогу.
– Я построил тебе домик на воде.
– Что?
– Вернее, не я построил, строили все. Но я спланировал его. Он стоит на железных сваях. Чтобы туда добраться, нужно плыть. Ты не поверишь, сколько раз я думал в этом доме о тебе. В нем в моей голове готовилась революция. Она еще не началась. Но было такое чувство, что кто-то рисует плакаты. Он на воде, потому что ты рыба… «Рыбы не живут без воды»[60].
– Зачем ты это делал?
– Потому что так я мог быть с тобой. Я представлял, как ты туда приедешь, увидишь дом и все поймешь.
Я не была уверена, правдивая это история или нет, и не верила до конца в существование этого дома, но по коже пробежал мороз.
– Мне страшно.
– Что случилось?
– Боюсь привязаться.
– Не ссы. Дальше уже некуда, нам обоим.
– Не хочу боли.
– Я тоже.
– Мне все время будет тебя мало.
– Меня одного?
– Нет. Тебя мало.
– Я не понимаю.
– Я захочу, чтобы ты был весь мой.
– Я и так был весь твой. Все мысли были пропитаны только тобой. Я все это заморозил на неопределенный срок.
– Нет, ты не понимаешь. Я буду ревновать, обижаться, когда ты не позвонишь, грустить, когда тебя не будет рядом… Я снова сойду с ума: эти невыносимые страдания, когда твое счастье, настроение зависят от одного человека… Я не могу.
– Главное, чтобы это было взаимно. Иначе все напрасно.
– Я чувствую, что стою над ямой и вот-вот в нее упаду. Мне снятся кошмары про тебя…
– Мы стоим за новым поворотом, а не перед ямой. Но ты не узнаешь, что тебя ждет, пока не повернешь.
На следующий день он сказал, что хочет снова быть вместе, что все переосмыслил. Я ответила, что мне нужно подумать, и отправилась домой. Я тогда опять кантовалась в квартире бабушки и дедушки, потому что сдавала свою. Правда, дедушка в этот момент был в больнице из-за того, что переел обезболивающего и отравился. У него вечно болело колено.
Глава 4
Осень потерь
Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед:
не все уносимо ветром, не все метла,
широко забирая по двору, подберет.
Иосиф Бродский
Мой друг. Пора познакомить тебя с еще одним хорошим человеком в моей жизни. Я расскажу тебе маленькую историю про своего дедушку.
Он у меня волшебный. Знаю, так почти все говорят про своих дедушек, но тут особое дело. Мне кажется, мой интерес к тому, что творится за пределами четырех стен, появился именно благодаря ему. В детстве мы с родителями жили в одной квартире с бабушкой и дедушкой. Я просыпалась рано утром под звуки радиостанции и дедушкины слова:
– Ульяна, Анна, Три! Дельта, Кентукки, Токио!
Во всей Балашихе наш дом всегда можно было найти влегкую. У нас на крыше стоит огромная антенна-паук. Помню, как дедушка ее мастерил и устанавливал вместе с папой и дядей. Благодаря этой антенне у нас всегда был ключ от крыши, на которой я в детстве часто проводила время.
Мой дедушка – радиолюбитель. Так это и называется. Для нас, современных людей, радиостанции – это загадка. Теперь есть интернет, скайп, почта. Но еще 20 лет назад ничего этого не существовало, и единственной связью с миром, вот так, из своей комнаты, могла служить только радиостанция. С самого утра мой дедушка без устали пытался связаться со всем миром, включая самые маленькие острова где-то в Тихом или Северном Ледовитом океанах.
