Можно всё - [87]

I don’t care what nobody says

We’re going to have a baby[57].

В моей голове, будто в быстрой перемотке, пробежала жизнь, которую мы могли бы прожить вместе. Он гладил меня так долго, казалось, целую вечность. А на деле это были лишь семь минут песни. Потом отстранился. Я спросила: «Хочешь, я тебя обниму?» Он задумался, потом, будто приговор, озвучил тихое «yes». Я встала на коленки в одном нижнем белье. С минуту он просто стоял, будто вкопанный, и смотрел на меня, затем с выдохом вымолвил: «Jesus Christ!» – и обнял. Я поцеловала его в висок. И он ушел.

Много чего происходило в этом волшебном мире кино… Всего не описать. Скажу только, что вместе мы прожили целую жизнь.

Сначала улетел Крис. Я навсегда запомню этот момент. Мы сидели у окна в Шереметьево. За столиком «Шоколадницы». Я протянула ему свой блокнот, самую дорогую вещь. Я обвела его ладонь и пододвинула блокнот к нему:

– Напиши здесь, что хочешь. Я прочитаю это только тогда, когда в следующий раз окажусь в самолете.

Крис что-то долго вырисовывает, потом бросает ручку в сторону и смотрит в окно. Он начинает говорить, и я слышу, что его голос дрожит:

– Я не буду дальше ничего писать, потому что иначе я просто заплачу. Я скажу тебе как есть. Если бы не ты, я не представляю, что бы я здесь вообще делал. Благодаря тебе у этой поездки появился смысл, и я буду вечно тебе за это благодарен.

Он еще много чего сказал, но я оставлю это для себя. Прощаясь у «зеленого коридора», он надевает солнечные очки, чтобы никто не видел его глаза. Мы обнимаемся. Он уходит. Больше я его никогда не увижу. В блокноте он написал: «Thank you thank you thank you thank you thank you», «I can’t imagine Russia without you» и «Remember, life sucks».

До этого момента я еще предполагала, что, может быть, я все это себе придумала и мои чувства не взаимны. Но за его солнечными очками я успела увидеть слезы. Я выхожу из аэропорта, беру у первого мужика из пачки сигарету и сползаю по стеклянной стене Шереметьево.

Мы с Мартином снимались еще три дня. До шести утра каждый. И когда наконец с приходом рассвета прозвучало: «A-a-and cut. Снято», – наша жизнь оборвалась. Я вернулась в реальность.

– Ну, детка, с этого момента мы с тобой опять безработные, – сказал он, очень пристально посмотрев на меня своими голубыми глазами.

– Как мы все это переживем?

– С помощью душа.

– Что?

– С помощью душа. Когда я доигрываю роль и съемки заканчиваются, наступает самый сложный момент. Эту роль нужно отпустить. Я захожу в ванную, включаю душ и стою под водой до тех пор, пора полностью ее не смою. Знаешь, от чего умер Хит Леджер?

– От передоза таблетками.

– Ну да. А почему он употреблял таблетки, ты знаешь? Он не мог избавиться от своей роли Джокера, за которую посмертно получил «Оскар». Он готовился к роли полгода. Садился и снимал себя на камеру в своей квартире. Многие из этих кадров, снятые им самостоятельно, вошли потом в фильм. А когда съемки закончились, он не мог вернуться обратно в самого себя. Отпустить Джокера, вытравить его из себя. Самое сложное – это не отправиться в приключение. А выйти из него живым.

Прощаясь в аэропорту, я рассказала ему обо всем, что происходило между мной и Крисом, все, что мы так отчаянно пытались подавить в себе все два месяца.

– Я понятия не имел, что все так серьезно.

И он тоже заплакал, только уже от сочувствия. А затем он сказал мне фразу, которая в тот момент меня действительно спасла:

– Никогда, слышишь, НИКОГДА в моей жизни не было так, чтобы плохой опыт не сработал потом на благо.

В блокноте он написал мне: «Remember, life does NOT suck!»[58]

И действительно. Жизнь прекрасна. А то, что все в ней связано, – это вообще чистая магия.

Крис сразу выкинул сим-карту и больше мне не отвечал. Я понимала, что он сделал это специально. Лучше рубануть сразу, чем еще долго и размеренно страдать. Второй вариант я уже пробовала. Вернувшись домой, я сразу поехала к своему другу Лису в Жуковский. Он всегда был ответственным за мой здравый смысл, за настоящую, сильную меня, которую я обычно не показываю своим парням. Мы собрали компанию друзей и уехали кататься на машине в поле, пить водку и играть в «правду или действие». Совсем скоро я буду бежать голая по прохладному асфальту на спор и смеяться. Но в тот момент, когда мы только вышли из машины и остались с ним наедине, когда наши друзья не видели меня в темноте, я впервые на памяти Лиса горько при нём заплакала.

Глава 3 Украина-мама

В то время, когда я закончила проект, как раз начались военные действия между Россией и Украиной. Разобраться, что именно там происходит, было невозможно, но одно нам повторяли безустанно: украинцы теперь ненавидят русских. Поскольку у меня всегда было много друзей в Украине, в частности музыкантов, я собрала рюкзак и отправилась туда в период военных действий, причем сразу в Карпаты, где, по словам российской общественности, меня должны были поймать и зажарить на костре бандеровцы. Как я и ожидала, по ту сторону баррикад новости были совсем другими. Сложно было поверить, что речь идет об одних и тех же событиях. Как бы то ни было, Украина-мама встретила меня с распростертыми объятиями и крепко обнимала что среди холмов Карпат, где мы прятались под проливным дождем в колыбе