Можно всё - [183]

Он наклонился, как фонарный столб, откуда-то сверху, чтобы поцеловать меня перед сном. Я не успела рассчитать в темноте, откуда появится его лицо, и мы максимально неуклюже поцеловались куда-то в уголки губ.

Так начался мой самый странный роман с огнем. Роман с Липатовым…

17

Максим вырос в неадекватно набожной семье. Он не очень хотел об этом распространяться, но к религии относился, как к чайнику, которым ему однажды основательно заехали по морде. В моей семье такая проблема тоже имела место быть, потому мне всегда нравилась фраза Киплинга: «Держи свою религию при себе». И все же по нему она проехалась куда сильнее, чем по мне, и с куда большими последствиями. В его семье было три сына: старший, он и младший, которому было всего десять лет. Старший был примерным сыном – рано женился, нарожал детей и не забывал целовать руку батюшке по воскресеньям.

А Максим в глазах родителей стал подтверждением поговорки «в семье не без урода». В восемнадцать он поступил в универ и попал в туристический клуб. В его жизни появилось что-то новое, и он за это зацепился. И вот его позвали в первый поход выходного дня в Крым. По правилам его семьи на все действия нужно было спрашивать разрешения у их духовного отца – наставника в церкви. Макс и Миша, его старший брат, спросили разрешения, но духовный отец запретил поездку, потому что Крым принадлежал татарам и был неправославным. Это, кстати, объясняло, почему он даже и не думал о том, чтобы ехать куда-то дальше России. Миша смирился, а Макс впервые поступил не так, как ему приказали, и поехал. Его жизнь изменилась, он влюбился в походы. Но, когда через два дня он вернулся домой, все его вещи стояли на пороге. Следующий год он жил где придется, пока наконец тот самый духовный отец не сказал отцу Максима, что выкидывать детей из дома плохо. И ему разрешили вернуться, но с того момента запретили оставаться со своим младшим братом наедине, потому что он мог посеять в его голове «лукавые помыслы». Лишь один раз, когда все были заняты, ему позволили забрать брата из школы в одиночку, и Макс очень хорошо запомнил этот день.

У Максима были две татуировки на запястьях: на одной в ряд красовались виды его любимого транспорта – мопед, каяк, велосипед, на другой – череп из мексиканских узоров[105]. Макс никуда не ездил, но интересовался другими культурами. Ему нравился буддизм. Его отец, опять же, считал, что всё это от лукавого. Когда он увидел татуировку с черепушкой, то сказал Максиму: «Ты отметил себя знаком смерти и через год умрешь».

Спустя год Макс подошел к отцу и сказал, что год прошел, а он жив. Ответом было: «Я очень удивлен, но думаю, это ненадолго».

С тех пор они с отцом не разговаривали. Отец стыдился его как бракованного, и даже на его странице ВКонтакте, кишащей заповедями и страдальческими иконами, были фотографии только других двух сыновей. Мать же беспрекословно слушалась мужа и была серой забитой мышью.

Думаю, этих фактов достаточно, чтобы уловить картину. Все эти вещи нанесли ему сильную травму, которая проявлялась в самых разных вещах. Но я тогда ничего об этом не знала. Знала только, что его семья религиозна и что к нему домой мне ни под каким предлогом приходить нельзя.

Я проснулась, как и уснула, злой оттого, что не могу спать с Максом, и решилась попросить Катю, хозяйку квартиры, подарить нам ночь вместе. Это было максимально странно – спрашивать человека, можно ли мне потрахаться в его квартире, да еще и попросить свалить, но я была в отчаянии и надеялась на женскую солидарность. Кате явно эта идея не очень понравилась, но она сказала, что постарается завтра уйти.

Весь день мы с Максом провели вместе, на этот раз работая за одним столом в «Хабе». Мы постепенно начинали подготовку к проекту «Дом на дереве и жизнь в лесу» и отбирали участников. Проект начинался через месяц. Макс взял меня как медийную личность и оплачивал всю мою поездку. Мне это было приятно. Мы весь день засыпали друг друга комплиментами, и все это напоминало какое-то школьное время, когда дети стесняются проявлять чувства, но обоих явно тянет друг к другу. Пока я говорила по телефону с Димой, спрятавшись за аквариумом, он фотографировал меня сквозь проплывающих мимо моего лица рыб. Прощаясь по телефону, Димка не мог не спросить, что там у меня с Максом. Он тот еще любитель интриг.

– Слушай, я понятия не имею… – пробубнила я, когда Макс наконец отстал со своей гениальной фотосессией. – Я отчаялась в своих попытках что-то понять… Он оказывает мне знаки внимания, но дальше этого не заходит. А еще ревнует меня к самым разным пацанам, если я при нем с кем-то другим разговариваю. Вот только что Карышев пришел, и Липатов прямо обиделся, что я на другого переключилась. Хрен знает, куда это все идет.

– Да, конечно, к тому, что вы переспите, все же очевидно!

Зря он это сказал… Его уверенность придала уверенности мне. И я пошла в атаку.

18

«И кислородное голодание случается с теми, кто много лет дышал воздухом, мало насыщенным кислородом. Кто дышал женщинами, пахнущими по́том или дешевыми духами вместо детского мыла, поскольку, если нет у тебя денег на дорогие духи, то на детское мыло и шампунь из крапивы всегда можно насобирать… И если ты следуешь моде из журналов и не знаешь, что мода – это то, что отражает твой внутренний мир, то ни духи, ни мыло, ни сарафан из цветов не насытят воздух кислородом, и у любого мужчины рядом с тобой обязательно наступит кислородное голодание. А Саша вся была – сплошной кислород.