Мозголомка - [3]

Меж скал вилась узкая дорога с кактусовыми столбами вдоль, причудливыми валунами поодаль и низкорослым шарообразным кустарником повсюду, где не было проезжей колеи. Растительности было немного и она была неяркая, не отвлекала. Повсюду царил красноватый оттенок — от песчаника, скал и валунов исходил рассеянный кирпичный свет, было не понять, отблески ли это расцветили одежду или пыль, незримо присутствовавшая повсюду, осела ровным тальковым слоем.

Жеребец неспешно ступал, привычно расставляя копыта между камнями. Полгода здесь и лошадь смело можно отдавать в цирк, плясать на раскаленных углях. Окружающая среда вносит свои мазки даже в лошадиную душу. Наездник развалился, бросив поводья и насвистывал веселую песенку про плачущую Сюзанну, которой следовало бы дождаться любимого. Винтовка спенсера в приседельной кобуре и пара револьверов по бокам должны были, по задумке, придавать обладателю строгий вид, но имидж сильно портил юный возраст вояки. Скорее не возраст, а какая-то даже детскость, не ушедшая еще с лица, несмотря на достигнутое вот недавно совершеннолетие.

Паренек вытер вспотевший лоб шелковым платком и принялся насвистывать следующий куплет. Дома точно влетит. Никому ведь не сказал. Да какое им дело… Я взрослый мужчина — куда хочу, туда и перемещаюсь. Особенно, если дело касается принципа. Нет, все-таки следовало сказать. Хотя бы матери. Придумать что-то… на ярмарку поехал, например… хотя, какие ярмарки во вторник. Ладно, все равно потом будут мной гордиться. Почему эта тварь так плетется…

Билл Стюард всадил шпоры в бока лошади, обиженная скотина ступила пару раз быстрой иноходью для видимости и снова поплелась, едва переставляя ноги. Жарко. Да и куда спешить. Чай, не жеребенок уже. Степенный взрослый конь.

Еще пара миль и будет водопад. Там можно сделать привал и сжевать кукурузную лепешку. И хлебнуть легкого винца. Отец учил, что красное вино помогает сохранить силы в пути. А потом снова цокать, до самого вечера. Пока не прибуду в Еджтаун. Времени как раз должно хватить.

Небо было особенным. Такое небо бывает только в пустыне. Бездонное, словно вселенная и ярко-синее. Кучерявые облачка красовались над самым горизонтом, по-крайней мере там, где он был виден среди скал. Яркое всевидящее око добавляло небу игривости, как клоуну на ярмарке. Фонтан жизни на околице мира. Билли принялся за следующую песню. Готов так ехать и ехать. Где-то там, вдали, совсем другой мир. Читал о нем в книгах из отцовской библиотеки. Странное ощущение — ты знаешь о чем-то, что есть, но представить до конца не можешь. В мозгу кружит фельетон образов, смесь картинок, рисованных, гравированных. Акварельных, реже масло. Страны, города, люди. Где-то далеко — гигантские пирамиды, красивые башни и арки. Театры и балы. Но оно все какое-то неземное — до конца не веришь, что такое может быть. Внезапно молодого лоботряса словно охватило озарение. Он разволновался, даже выхватил револьвер и начал бешено вращать его на стрелковом пальце. По-итогам, досталось, конечно же, коню. Билл вонзал шпоры раз за разом, пока не добился своего — тот принялся обиженно, но довольно бодро иноходить. Неужели мне суждено прожить всю жизнь в этой пыли. Самое монументальное строение — городской муниципалитет в Квинсе. Трехэтажное деревянное здание с флагом. Из остальных достопримечательностей — бабка Хунита, предсказывающая судьбу и громадный каньон, такой большой, что у любого, стоящего на краю, начинает кружиться голова. Работа на ранчо с утра до ночи. В субботу — маленькая городская церковь и праздничный обед. Дух захватывает и внутреннее я закрывает глаза руками от тоски. Девятнадцать лет прошло, а я до сих пор нигде дальше Еджтауна не был.

Если бы не страсть к стрельбе, которой Билли придавался в любую свободную минуту, вполне можно было одебилеть к двадцати пяти. Стрелял он великолепно. Причем не важно, в стоящую ли мишень или в движущуюся. Когда-то, давно, тогда Стюарду было десять лет, он ощутил мистическую незримую связь с револьвером.

Как сейчас помнится, был яркий солнечный день, отец закрепил кукурузный початок на воротном бревне ранчо, а я стоял со здоровенным дедовым смит-вессоном и, щуря глаз, прикидывал расстояние до цели. Потом как в замедленном кино. Мушка чуть ниже и правее — эта старая колода имеет обыкновение класть пули влево-вверх. Первой фалангой на спуск. Тут же хлопок и сильная боль в правой руке и по всему лицу.

Мальчик лежал перепачканный кровью, хрипя разбитым ртом, но не выпустил оружия из рук. Он сжимал рукоятку развороченного револьвера и вдруг ощутил с ним связь, будто с родным. Этот друг человека стал словно продолжением руки и Билл внезапно понял принцип, по которому тот работает. Не механику, нет, а внутреннюю сущность револьвера.

Как он тогда выкарабкался — непонятно. Наверное, благодаря матери, которая не отходила от его постели ни на шаг. Отец потратил на докторов всю прибыль от скота за год. А потом, когда все было позади, подошел к сыну, сидящему на террасе и протянул ему новенький кольт. Очень хороший, последней модели. Билли с ужасом смотрел на отца. Сынок, тебе придется. Я понимаю, твой страх очень велик, но мужчине без оружия нельзя. Мы будем с тобой стрелять столько, сколько понадобится, чтобы ты брал револьвер без боязни. Мальчик ощутил шероховатую рукоятку великолепно сбалансированного произведения искусства и то ощущение вернулось. Кольт будто врос в ладонь, а ствол превратился в живой палец.