Мозг ценою в миллиард - [92]

— Русские, — презрительно протянул Пайк. — Здесь мне порассказали много всяких смешных историй, но ваша — смешнее всех. Я — американский агент и работаю на секретную американскую организацию «Аргументы за свободу».

— Пора перейти на прошедшее время, — посоветовал я Пайку. — И давно уже пора вашей напичканной лекарствами голове сообразить, что кража из правительственного учреждения повышенной секретности — серьезное преступление, даже если ваша жена собиралась сварить эти яйца всмятку и съесть их с хлебом и маслом.

— Угрожаете, да? — спросил Пайк. Он расстегнул карман куртки, словно собираясь достать из него записную книжку. — Я всех вас сведу в Олд-Бейли. Центральный уголовный суд в Олд-Бейли разберется. Мне говорят, что заключенные психбольные не имеют права на подачу прошения министру внутренних дел или министру обороны. Но я собираюсь обратиться в Парламент, а если понадобится, то и в Палату лордов.

Слова вылетали из Пайка ровно и быстро, как будто он уже много раз проговаривал их себе вслух, даже если и сам в них не верил.

— Вы никуда и ни с чем не будете обращаться, Пайк. Ну подумайте, о чем вы говорите? Если бы я сейчас отпустил вас, и вы ушли… ну, куда угодно, в Британскую медицинскую ассоциацию, к знакомому члену парламента или к вашей мамочке… поведали бы им небылицу о том, что случайно вступили в армию, а военная разведка изловила вас и заточила в сумасшедшем доме. Думаете, кто-нибудь в это поверит? Все однозначно решат, что вы — псих, Пайк, и это подтвердит военный врач-психиатр, которого направят, чтобы освидетельствовать вас. Прежде чем вы поймете, что происходит, на вас наденут смирительную рубашку. Тогда вы начнете сопротивляться, кричать, вопить, что вы невиновны и здоровы, и все окончательно убедятся, что вы чокнутый.

— Ни один психиатр, — важно сказал Пайк, — не позволит втянуть себя в такое грязное дело.

— Вы наивны, Пайк, — возразил я. — Наверно, это и подводит вас все время. Военный психиатр только подтвердит диагноз своих коллег. Вы сами врач, Пайк, и знаете, что обычно врачи соглашаются со своими коллегами.

Для убедительности я сделал паузу. Джин восхищалась мной.

— Разве вы сами никогда не покрывали чей-нибудь неправильный диагноз, — продолжил я свои аргументы, — и не соглашались с ним? Именно так поступит и любой психиатр. Особенно если прочитает ваше досье.

Я постучал по обложке.

— Здесь сказано, что, выдавая себя за врача, вы поставили под угрозу жизнь четырнадцати человек.

— Это грязная ложь, — уже с отчаянием сказал Пайк. — Вы же знаете. Боже мой, все это происки дьявола. Три дня назад здесь появился мужчина, который настаивал, чтобы я признался, что некогда был артиллерийским офицером в Кувейте. На прошлой неделе они заявили, что я — подпольный акушер. Меня пытаются свести с ума. Но вы-то знаете всю правду.

— Я знаю только то, что зафиксировано в вашем досье, — сказал я. — Вы играли в любительскую мальчишескую игру в шпионов. К сожалению, в этой игре легко покалечиться. Многие из ваших товарищей по команде куда интереснее вас. А теперь к делу. Куда ваша жена хотела бы уехать?

— Никуда.

— Как хотите. Но имейте в виду, что после ее ареста ребенка, скорее всего, отдадут под защиту закона. Он окажется в сиротском доме. А ваша жена получит как минимум семь лет.

Я убрал все документы обратно в портфель и закрыл его.

Пайк уставился на меня безумными глазами. С трудом можно было узнать в нем человека, которого я встретил в кабинете на Кингз-Кросс. Волосы, которые были когда-то тщательно прилизаны и отливали стальным цветом, теперь были похожи на мятую вату и пестрили сединой. Глаза глубоко запали, а протесты больше не сопровождались бурными жестами. Сейчас он напоминал человека, который дублирует звук в фильме, но никак не может добиться убедительности.

Я предложил ему сигарету и когда чиркал спичкой, наши взгляды встретились. В них не мелькнуло даже искорки доброжелательности.

— Да… хорошо… у нас есть родственники в Милане… Она могла бы поехать к ним.

— Вот бумага, — сказал я, — напишите ей письмо и предложите, чтобы она немедленно поехала в Милан. Число не ставьте. Постарайтесь ее убедить. Если она не скроется в течение ближайших дней, я не смогу воспрепятствовать ее аресту.

— Другое ведомство, — саркастично протянул Пайк.

— Другое ведомство, — подтвердил я и протянул ему ручку и бумагу. Когда он закончил письмо, я налил ему чашку чая с двумя кусками сахара.

28

Джин печатала материалы по организации Мидуинтера.

— Какое прелестное название, — вдруг остановилась она. — Тропа Любящего. Почему это место так называется?

— Просто некий человек по имени Оливер Лавинг — то есть любящий — перегонял по этой тропе скот с техасских пастбищ к железнодорожной станции Шайенн.

— Прелестное название, — повторила Джин. — Мне кажется, что именно любовь — это то, в чем все они знали толк. Вот и Генерал Мидуинтер любит Америку. Сильно любит, хотя и не очень умно.

— Мягко сказано.

— А миссис Ньюбегин? Знаю, вам она ненавистна. Но я уверена, что именно любовь заставила ее пресмыкаться перед Мидуинтером и давить на Харви, чтобы он добился успеха.