Мозг ценою в миллиард - [24]

— Доллары?

— Может быть.

— Почему «может быть»? Ты же уверен, что так оно и есть.

— Может быть, уверен.

— Я должна оставить их в такси в Инкеройнене.

Инкеройнен — местечко возле железной дороги.

Вокруг станции сосредоточены магазины. В магазинах продаются холодильники из Западной Германии, пластинки с записями джаза и стиральный порошок. Главная улица похожа на дорогу, проходящую через деревню. Напротив, через дорогу, стоит небольшой деревянный киоск, в котором торгуют сигаретами и газетами. В задней части киоска — комнатка для таксистов.

На улице стояло три такси. Сигне остановила машину недалеко от табачного магазинчика и заглушила мотор.

— Дай мне пакет, — сказала она.

— Что я за это получу?

— Мою добродетель.

— Она уже потеряна нами, — сказал я с пафосом.

Она слегка усмехнулась и взяла пакет. Я следил, как она шла через дорогу. Сигне открыла заднюю дверцу такси марки «форд» и заглянула в машину, как будто что-то там искала. Когда она закрыла дверцу, свертка у нее не было. Со стороны Котки подъехал белый «порш». Он прогрохотал по переезду, сбросил скорость и остановился у витрины киоска, заскрипев тормозами. На таких машинах ездят патрули дорожной полиции.

Я передвинулся на место водителя и запустил двигатель. Он еще не успел остыть, и заработал сразу. Из «порша» выскочил полицейский, на ходу надевая фуражку. Сигне заметила полицейского, когда я уже начал отъезжать. Он коснулся пальцами фуражки и о чем-то заговорил с ней. За моей спиной появился автобус из Коувола. Я проехал вперед ярдов на двадцать, чтобы автобус, замерший на остановке, не закрывал мне обзора. Здесь я остановился и оглянулся. На заиндевевшем окне комнатки для таксистов чей-то ноготь процарапывал щелочку, чтобы можно было смотреть на улицу.

Водитель полицейской машины тоже вышел и, обойдя Сигне, направился к киоску. Сигне не смотрела в мою сторону. По всем правилам я должен был уезжать. Но если дорогу заблокировали, я все равно уже не смог бы ничего сделать. Из автобуса вышла знакомая фигура и направилась к такси. Я не сомневался, что человек прибыл за пакетом. Он прошел мимо Сигне и забрался на заднее сиденье «форда». Водитель полицейской машины вышел из магазинчика с двумя пачками «Кента». Одну из них он бросил своему коллеге, тот поймал ее, не прерывая разговора с Сигне. Затем козырнул ей, и оба полицейских сели в «порш». Человек на заднем сиденье такси как ни в чем не бывало перегнулся через спинку водительского кресла и нажал сигнал. Полицейская машина уехала. А я развернулся и подрулил к Сигне.

— Доволен, что остался? — самодовольно усмехнулась она, сев в машину.

— Нет, — честно ответил я. — Это было глупо и непрофессионально. Мне следовало немедленно уехать.

— Трус, — насмешливо сказала Сигне, перебираясь на переднее сиденье.

— Ты права, — согласился я. — Если когда-нибудь создадут профсоюз трусов, я намерен представлять Англию на международном конгрессе.

— Конечно, — кивнула Сигне. Она была еще в том возрасте, когда понятия «честь», «храбрость» и «верность» котируются выше, чем истинные результаты наших деяний.

Жаль, что у меня с языка сорвалось «Англию». Все-таки паспорт у меня был ирландский. Но Сигне, кажется, не обратила внимания на эту оговорку.

Я ехал медленно, стараясь не обогнать белую полицейскую машину. В зеркальце я увидел, что нас догоняет такси. Тот самый «форд». На заднем сиденье расположился человек в шляпе с загнутыми полями, куривший сигару. Он уютно устроился в углу с газетой, которую нельзя было спутать ни с какой другой — лондонская «Файнэншл Таймс». Человек в такси был Ральф Пайк. Очевидно, его беспокоила возможность резкого падения акций медных компаний.

Интересно, почему Ральф Пайк сам не доставил в Хельсинки ту коробку с яйцами, и не предстояло ли ему завтра ночью другое падение, о котором точно стоило побеспокоиться.

Сигне отправилась домой, высадив меня возле универсального магазина Стокманна. Я объяснил ей, что мне надо купить несколько лезвий для бритвы и носки, но на самом деле просто не хотел возвращаться в квартиру вместе с Сигне. Лучше, чтобы я временно отсутствовал, если Харви рассердится на нее за непослушание.

Когда я вернулся, Харви стоял на коленях посреди гостиной, прилаживая маленькие лампочки к багажнику машины Сигне.

— Чертовски холодно, — сказал я. — Как насчет кофе?

— Если повезет, — проворчал Харви, — то к середине ночи похолодает еще больше. Нам понадобится весь холод, какой только можно представить, чтобы лед был достаточно крепким и выдержал самолет.

Он явно ожидал вопросов, но я сдержался и не проявил никакого интереса. Я побрел на кухню и приготовил кофе. Голубая полоска неба давно стерлась, становилось темнее, и снег приобрел фосфоресцирующий блеск.

— Снег не идет? — спросил Харви.

— Нет.

— То, что надо, — одобрил Харви.

— Что-нибудь откладывается?

— Ничего не откладывается. Наш летчик пролетит и через гору тушенки. Больше всего я опасаюсь аварии внизу, на льду. Потеть, пытаясь срочно починить самолет, когда рассвет вот-вот нагрянет, как гром с неба, и этим кошмарным способом зарабатывать на жизнь — нет, друг, это не по мне…