Мозг ценою в миллиард - [10]

— Да, — сказал я.

— Если почувствуешь что-то неладное, повесь трубку. У нас традиционная процедура проверки: проделай то же самое через двадцать четыре часа. О’кей? — Харви поднял бокал с водкой и сказал:

— Вот что русские делают чертовски хорошо. Бип-бип — и в глотку!

Он одним залпом проглотил остаток виски, схватился рукой за сердце и болезненно поморщился.

— Изжога, — пояснил он. Затем достал бумажник, вынул из него банкноту в пять марок и неровно разорвал ее на две части. Одну половинку протянул мне. — Человек, с которым ты встретишься, потребует твою часть, прежде чем передать товар, так что береги ее.

— Хорошо, — сказал я. — Только, может быть, ты объяснишь, что я должен забрать.

— Все просто, — сказал Харви Ньюбегин. — Ты едешь с пустыми руками. Обратно привезешь дюжину яиц.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Лондон

Есть у меня хозяин, и я — его слуга.

Серая лошадь печально скачет в луга.

Детский стишок

4

Вернувшись в Лондон, я сделал отметку в телефонной книге и выполнил все остальные условия игры Харви Ньюбегина, рассчитанной на малышей детсадовского возраста. Гнусавый голос в телефонной трубке изрек: «Забудьте эту чушь про двенадцать часов ожидания. Приезжайте прямо сейчас. Я собираюсь на пару дней уехать из города покататься на лодке».

Таким образом я сразу поехал на станцию Кингз-Кросс: таблички с надписью «Комнаты и завтрак» на окнах и галантерейные магазины, в которых продаются пластмассовые испражнения и держатели туалетной бумаги с музыкальным проигрышем. На доме номер 53 изящная медная табличка гласила: «ХИРУРГИЯ. Д-р ПАЙК». Возле входной двери стояли два помятых мусорных ящика и штук тридцать пустых молочных бутылок. Шел холодный мокрый снег.

Дверь не была заперта, но когда я ее толкнул, протренькал маленький звоночек. Я вошел в приемную — огромную комнату с лепным потолком в стиле викторианской эпохи, заставленную не новой и явно приобретенной по случаю мебелью. Под списками клиник для рожениц и врачебными инструкциями валялись распотрошенные экземпляры иллюстрированного еженедельника для женщин «Вумэнз оун». Сами списки были написаны странным угловатым почерком и прикреплены к стене полосками пересохшего пластыря.

Один угол приемной был отгорожен фанерной перегородкой, выкрашенной в белый цвет, с надписью «хирургия». В этой импровизированной каморке помещались стол и два стула. Один, большой и обшитый кожей, вращался на колесиках, второй стул был узкий и хромой на одну ногу. Доктор Пайк методично пересчитал свои пальцы и только тогда повернулся ко мне. Это был крупный холеный мужчина лет пятидесяти двух. Его прическа напоминала черную пластмассовую купальную шапочку. Костюм из тонкой немнущейся ткани цвета вороненой стали сидел на нем образцово. Что-то стальное было и в его улыбке.

— Что болит? — спросил он меня. Это была шутка. Он снова улыбнулся, подбадривая гостя.

— Рука.

— Правда? У вас на самом деле болит рука?

— Конечно. Когда я лезу в карман за бумажником…

Пайк внимательно посмотрел на меня. Наверное, вспомнил, что некоторые люди ошибочно принимают дружеское слово за приглашение к фамильярности.

— Уверен, что вы были душой кают-компании, — обронил он.

— Давайте не будем делиться военными впечатлениями, — попросил я.

— Давайте не будем, — в тон мне согласился он.

На столе у Пайка стояли чернильный прибор, большой настольный календарь с загнутыми углами, стетоскоп, три пачки рецептов и блестящий коричневый шар размером с мяч для игры в гольф. Он взял его в руку.

— Нам придется долго работать вместе, — сказал я, — почему бы нам не поладить?

— Замечательная мысль, — согласился доктор Пайк.

Мы с первого взгляда почувствовали друг к другу отвращение, но у него было передо мной преимущество — воспитание и образование. Поэтому он тяжело сглотнул и постарался стать еще любезнее.

— Значит, эта коробка с… — он оборвал фразу, чтобы я закончил предложение.

— Яйцами, — поставил я точку. — Коробка с яйцами.

— …может прийти через один-два дня.

— Это не соответствует полученным мной инструкциям, — сказал я.

— Возможно, — сказал доктор Пайк. — Но различные сложности не позволяют точно назначать сроки. Люди, которые этим занимаются, не из тех, кому можно диктовать…

Его английский был великолепен, без малейшего акцента. Так мог бы говорить иностранец, прилежно изучавший язык.

— Да? — вставил я.

Пайк улыбнулся сжатыми губами.

— Мы профессионалы. От нашего поведения зависит наше существование. Главное — не делать ничего неэтичного.

— Главное, чтобы официально было отмечено, что мы не делаем ничего неэтичного.

Пайк усмехнулся.

— Пусть будет по-вашему, — согласился он.

— Договорились, — подвел я черту. — Когда будет готова ваша коробка?

— Разумеется, не сегодня. Вы знаете парк Сент-Джеймс? Там вокруг детской песочницы есть несколько лавочек. В субботу днем, в четыре сорок пять встретимся возле них. Вы спросите, нет ли у меня газеты с ценами фондовой биржи, я достану «Файнэншл Таймс» и скажу: «Можете несколько минут почитать». Но если у меня будет журнал «Лайф», не заговаривайте со мной. Это предупреждение об опасности.

Пайк поправил желтый галстук-бабочку и кивком головы показал, что я свободен.