Мозаика - [5]

Кто-то случайно оставил табурет у нее на пути. Ничего более.

— Вы можете играть? — возник рядом голос Марши Барр, ее антрепренера.

— Думаю, ей не следует играть сегодня, — вмешалась мать. Она вложила Джулии две таблетки аспирина в одну руку и стакан воды — в другую.

— Конечно, могу, — сказала Джулия, проглотила аспирин и запила водой.

— Джулия!

— У меня правда все нормально. — Она не могла разочаровать своих зрителей.

— Как руки? — настойчиво спрашивала мать.

— Немного болят, — Джулия криво улыбнулась. — Но думаю, ампутировать их не стоит.

Шум голосов вокруг вдруг затих, потом все облегченно засмеялись ее мрачноватой шутке.

Марша Барр тоже смеялась и похлопывала Джулию по руке.

— Да, похоже, все будет нормально. — Она собралась уходить. — Надо пойти сказать залу о задержке на пятнадцать минут.

Как только она ушла, мать Джулии сказала:

— Да уж, ампутация — это несколько слишком. Представь себе — ведь это был бы срыв гастролей.

Она усмехнулась, но под покровом шутливого тона Джулия услышала мучительную материнскую тревогу.

Кроме внутреннего зрения, Джулия обладала способностью слышать и ощущать движение. Все это было возможно благодаря мышечным рецепторам — крошечным датчикам, которые находятся в мышцах, сухожилиях и в подкожных тканях у всех людей. У зрячих они работают в контакте со зрительными сигналами, но у слепых их функции значительно шире. За несколько лет она научилась ощущать перемены в воздухе при любом движении и слышать самые незначительные звуки: шаги по ковру, скрип суставов проходящего мимо человека. Джулия чувствовала тепло приближающегося живого существа.

В этот вечер что-то очень мешало внутреннему зрению, и она врезалась в табурет. Что-то дало сбой. Это внушило страх, что она может потерять свои обостренные ощущения подобно тому, как она потеряла зрение...

Она попыталась успокоиться и сосредоточиться. Вдруг снова ощутила движение воздуха, неожиданно быстро распознав его. Сердце забилось быстрее от возбуждения, когда она почувствовала, что загадочная сила, которую она никогда не могла понять, снова обволакивает ее. Она ощутила, как мать потянулась к ее рукам.

С вспыхнувшей радостью Джулия протянула их ей навстречу.

— Джулия! Каждый раз, когда ты предугадываешь мои действия, ты пугаешь меня! — Мать возмутилась, но в ее голосе слышалось облегчение.

Джулия улыбнулась:

— Это всего лишь мои проприоцепторы.

Мать придирчиво ощупала ее пальцы, кисти и запястья.

— Думаю, что ничего серьезного, но все-таки надо бы обратиться к врачу, — сказала Маргерит.

Другими словами, мать подтвердила ее собственный вывод.

Теперь Джулия хотела остаться наедине с собой, чтобы вновь подготовиться к выступлению. Стать спокойнее, сдержаннее, уйти в себя. Она быстро сказала:

— Ничего не сломано, доктор мама. Ты и сама поставила этот диагноз. Утром, если не станет лучше, ты можешь позвать кого-нибудь из своих коллег.

— Ты — храбрая девочка.

Ощутив еще один прилив радости, Джулия подставила щеку.

— Черт возьми, Джулия! — Мать еще только собиралась поцеловать ее, но внутреннее зрение Джулии поведало ей об этом раньше.

— Я люблю тебя, мама, — с улыбкой сказала она.

— Знаю, дорогая. — Мать вздохнула и нежно поцеловала ее в подставленную щеку. — И я люблю тебя.

— Я готова играть. Отведи меня на то место, с которого мы начали, чтобы я могла сосчитать шаги и повторить.

— Ты уверена?

— Табурет убрали? — спросила Джулия.

— Да.

— Тогда я уверена. Совершенно уверена. Полный вперед.

* * *

Джулия решительно шла сквозь абсолютную тьму. Длинное платье от Версаче шелестело вокруг ног. Еще раз этюды Листа наполнили ее своей потрясающей красотой.

Вступив на сцену, она как будто ощутила вдалеке неожиданное тепло света и океана людей. Ее встретили восторженные аплодисменты, словно раскаты грома. Рояль, ее «Стейнвей» ожидал на сцене в десяти шагах. Она вынуждена была возить его с собой на каждый концерт. Его поставили в центре сцены, настроили и отрегулировали в соответствии с ее указаниями. В этот день она уже репетировала и знала, что инструмент настроен, быстр, звук как всегда мощный и богатый. Одно удовольствие играть.

Восемь шагов. Сегодня она представит слушателям кое-что европейское — «Трансцендентные этюды» Листа. Этюды различались между собой по технике и стилистике, а вместе все двенадцать составляли памятник эпохе романтизма. Первый этюд «Прелюдия» отзывался резонансом во всем теле, звал начать этот замечательный цикл.

Шесть шагов. Она была слепа уже десять лет, всю свою профессиональную жизнь со времени дебюта в восемнадцать лет на сцене Карнеги-холла. Как быстро прошли эти годы! Ее мир не был мрачен и безнадежен — он блистал, как и раньше, но теперь запахами, контурами, вкусами, текстурами. И, самое главное, звуком — музыкой.

Четыре шага. Кожу стало покалывать от напряжения, сердце заколотилось.

Два шага. Она уже почти на месте. Она знала, что рояль рядом.

Один шаг. Она глубоко вдохнула. Она превратилась в музыку, которая только и имела смысл.

И тут в абсолютной темноте она увидела луч света.

Шок поразил ее, как удар молнии. Она чуть не споткнулась. Свет? Опять? Два вечера тому назад, в Варшаве, свет на мгновение появился, когда она только собралась играть. Но тот свет был подобен мысли — пришел и ушел слишком быстро, чтобы его можно было заметить. Потом она даже усомнилась, видела ли его на самом деле.