Моя золотая Бенгалия - [39]

Порой монотонными казались религиозные и дидактические выступления чтецов, рассказывавших истории из жизни раджей, святых и мудрецов. Молодой, обнаженный до пояса брахман в сопровождении оркестра говорил о конце света, который может произойти, если люди не будут обращаться к богу. Это благочестивое выступление внимательно слушали пожилые люди, сидевшие рядом со мной. Затем выступил укротитель змей: он танцевал на сцене, вынимая кобр одну за другой из корзин и сопровождал свое выступление стихами, произносимыми речитативом. Захватывающими были выступления акробатов: кувырки, сальто, хождение на руках, пирамиды, проползание без помощи рук через обручи такого маленького диаметра, что казалось, через них и голова еле-еле пролезет, и, наконец, борьба, стрельба в мишень из лука.

Однако вершиной бенгальского народного искусства, несомненно, являются барабанщики, певцы-баулы и народный театр — джатра. Если бы мне надо было назвать вещь, наиболее характерную для Индии, я бы упомянул удлиненные, средней величины барабаны — самые характерные музыкальные инструменты Индии. Слушать и смотреть концерт индийских народных барабанщиков — это удовольствие, которое нельзя ни пересказать, ни забыть. Их барабаны, большие и маленькие, круглые и цилиндрические, всегда подвешены на шее так, чтобы барабанщик мог одновременно вытанцовывать ритм. Он носится по сцене, словно тропический ураган, и извивается, словно змея, выражая этим свои радости и горести наподобие наших лучших мимов, выбивая ритм пальцами, как ксилофонист своими палочками. Первый раз я видел, на что способен оркестр из одних барабанов. Вся Индия полна ими. Барабаны в окрестных с Шантиникетоном деревнях бьют чуть ли не через день, отмечая какое-нибудь торжественное событие. Многие тысячи людей по всей стране образуют касту барабанщиков и тысячелетиями главным образом этим ремеслом зарабатывают пропитание. Неудивительно, что лучшие из них достигли выдающегося мастерства.

Из произведений Тагора и других бенгальских писателей я знал, что в Бенгалии живут своеобразные народные певцы-баулы. С одним из них я познакомился поближе, когда впервые ехал в Болпур. В вагон вошел одетый в алую, длинную, похожую на платье одежду человек с однострунным инструментом — эктарой — в одной руке, маленьким барабанчиком — в другой и бубенчиками на лодыжке для поддержания ритма и стал петь. Я был неописуемо взволнован — казалось, что слушаю большую знаменитость. Стесняясь, дал баулу полрупии, больше монет у меня не оказалось, и, не заметив, что другие пассажиры дают в пять, даже десять раз меньше, извинился перед ним, что вынужден так низко оценить его искусство. Баул сел рядом со мной, и мы стали беседовать. Имя двадцатидвухлетнего черноволосого певца — Дебдаш-баул. Он женат, имеет ребенка. Становясь баулом, индуист теряет свою касту, ранее существовавшие связи с обществом и называет себя именем, в которое входит обозначение даш («слуга, раб»), и тем самым как бы обрекает себя на служение богу. Но в жизни баулы более свободны от религиозных предрассудков, чем индуисты и мусульмане.

Дебдаш-баул признает только две касты — мужчин и женщин, носит вокруг шеи совсем простое украшение, зарабатывает в день 4–5 рупий. У него был домик, но он его продал, теперь снимает комнату в Болпуре и платит за нее 13 рупий в месяц, ест только один раз в день, так как на двухразовое питание денег не хватает. Пел он по калькуттскому радио, учит пению трех студентов Вишвабхарати. Окончил восемь классов, но даже по-бенгальски пишет не особенно грамотно, несмотря на то что был вторым учеником в классе. Молодой человек немного читает и по-английски, но с трудом может сказать несколько слов. О географии, а значит, и о Европе у него весьма смутные представления. Все эти сведения о себе баул мне, конечно, не сообщил во время первого знакомства. Он меня посетил в Шантиникетоне уже через некоторое время после того, как я туда прибыл, попросил денег для приобретения дешевого одеяла, которым можно укрыть плечи в зимнюю прохладу, и пригласил в гости. Через некоторое время я пошел к нему с двумя американцами, с которыми вместе столовался в «гест-хаузе». Мы познакомились с женой Дебдаша, сынишкой, посетили кладбище баулов. Я впервые увидел, в какой бедности могут жить люди. Комната — глинобитная лачуга, но полупустая, так как у баулов имущества нет. Две тонкие свернутые тростниковые циновки (естественно, не на кровати, а на глиняном полу), кое-что из одежды, маленькая угольная печурка, несколько глиняных чашек и мисок, два чугунных и алюминиевых горшочка, изображение Кришны на стене, какая-то мелочь — и это все.

Сколько таких людей в Индии! А есть еще миллионы беднее! Баул хотя и мало, но все-таки каждый день что-то зарабатывает. Быть может, у него есть и немного рупий, припрятанных на черный день, когда он заболеет и не сможет петь.

— Что будет делать ваш сын? — спросил я баула.

— Будет баулом, — был ответ.

— А если у него не будет голоса? — поинтересовался я.

— Будет — заверил меня баул.

Это «будет» было сказано с большой убедительностью. Может быть, действительно все бенгальцы могут петь, если только немного этому поучиться? Или, быть может, у ребенка баула нет другого выхода, как только петь? И чем же другим он может заработать на жизнь в условиях, когда не хватает работы как в деревне, так и в городе, хотя плата за его искусство мизерная. Жизнь певца трудна — каждый день надо петь в поездах, автобусах (к тому же надо купить билет на проезд). Почти в каждой бенгальской деревне живет по меньшей мере две семьи баулов, поэтому им приходится выдерживать немалую конкуренцию, особенно во время религиозных праздников, когда собирается наибольшее количество людей. Баулы дружелюбны и готовы помочь друг другу. Они проводят свои профессиональные встречи, на которых поют всю ночь.