Моя жизнь. Записки суфражистки - [30]

Я бросила письмо на землю и заявила: «Я настаиваю на своем праве, как подданная Короля, представить петицию главе Совета министров, и я твердо решилась оставаться здесь, пока не буду принята».

Инспектор Скэнтлбери повернулся и быстро направился к дверям входа для посетителей. Я обратилась к инспектору Джарвису, остававшемуся около нас, к различным членам Парламента и некоторым репортерам, которые стояли здесь безучастными зрителями, и просила их отнести мое заявление премьеру, но ни один из них не отвечал, а инспектор, схватив меня за руку, стал толкать меня в сторону. Теперь я поняла, что депутация не будет принята и что предстоят старые сцены: отказ удалиться, натиск полиции, повторные возвращения назад и, в заключение, арест. Мне приходилось принять во внимание, что меня сопровождают две болезненные старые женщины, не могущие вынести то, что, как я знала, предстояло нам. Я быстро сообразила, что мне надо вызвать немедленный арест, а потому я изобразила нападение на инспектора Джарвиса, слегка коснувшись рукою его щеки. Он сразу сказал: «Я понимаю, зачем вы это сделали», и я думала, что нас тут же арестуют. Но другие полицейские, очевидно, не поняли, в чем дело, и начали толкать и теснить участниц депутации. Я спросила инспектора: «Ударить еще раз?» – и он ответил: «да». Я ударила его легонько во второй раз, и тогда он приказал арестовать нас.

Дело не кончилось арестом нашей депутации, состоявшей из восьми женщин. Посылая одну депутацию за другой, каждую в составе 12 лиц, суфражистки пробивались вперед в тщетных усилиях добраться до Палаты Общин. Несмотря на сочувствие толпившегося народа, посильно помогавшего женщинам, их рассеивала полиция, и многие подверглись аресту. К девяти часам Парламентский Сквер был очищен многочисленным отрядом конной полиции, оттеснившей народ в улицу Виктории и за Вестминстерский мост. Некоторое время все было тихо, но скоро маленькие группы женщин, семь-восемь сразу, стали таинственно появляться неизвестно откуда, ловко прорываясь к Палате Общин. Этот необычный прием обескуражил полицию, которая не могла объяснить себе, откуда они появляются. Теперь, когда это стало достоянием прошлого, я могу сказать, что ЖСПС снял в окрестности до 30 помещений, в которых эти женщины и ждали того момента, когда им надлежало двинуться в путь. Это служило наглядным доказательством изобретательности женщин в борьбе с физической силой мужчин, но вместе с тем имело и другое значение. Диверсия эта отвлекла внимание полиции от другой демонстрации, в это время устраиваемой. Другие суфражистки отправились к зданиям различных министерств: морского, внутренних дел и других и засвидетельствовали свое презрение правительству за его отказ принять депутацию битьем стекол в этих зданиях, как это освящено издревле обычаем.

В этот вечер было арестовано 108 женщин, но вместо того, чтобы признать эти аресты и судебное разбирательство, ЖСПС объявил о своей готовности доказать, что правительство, а не арестованные женщины, нарушили закон. Мое и мистрисс Хеверфелд дело было избрано для установления принципиальной точки зрения по отношению ко всем аналогичным делам. Защиту взял на себя лорд Роберт Сесил. Мистер Маскетт, фигурировавший в качестве обвинителя, пытался доказать, что мы направлялись к Палате Общин не с целью представить петицию; но легко было доказать, что это совершенно необоснованное утверждение. Заявление главы депутации, официальные статьи в нашей газете «Право голоса женщинам» и письма, отправленные Асквиту, не говоря уже о неоспоримом факте, что каждая участница депутации держала в руке экземпляр нашей петиции, достаточно характеризовали цель нашего шествия. В прениях во всей широте был поставлен вопрос о праве граждан на представление петиций. Сперва говорил мистер Маскетт, после него наши защитники, мистер Хенли и лорд Роберт Сесил. После них говорила я, описав события 29 июня. Я заявила судье, что, если он решит, что мы, а не правительство, виновны в нарушении закона, мы откажемся дать за себя поручительство, и все предпочтем отправиться в тюрьму. И в этом случае мы не допустим обращения с нами, как с уголовными преступниками. «Нас ныне 108 человек на скамье подсудимых, – сказала я, указав на скамьи, где сидели мои сообвиняемые, – и подобно тому, как мы считали своим долгом не обращать внимания на требования полиции на улице, так и попав в тюрьму в качестве политических преступниц, мы употребим все усилия, чтобы вновь установить в двадцатом столетии то обращение с политическими заключенными, какое признавалось естественным и законным по отношению к Уильяму Коббету и другим политическим преступникам его времени».

Судья, сэр Альберт де Рутцен, старый, любезный человек, был озадачен создавшимся положением. Согласившись с нашими защитниками, что право петиций определенно гарантировано каждому подданному, он все же полагал; что женщины, получив отказ в пропуске в Палату Общин и будучи осведомлены, что Асквит не примет их, поступили неправильно, настаивая на своем требовании. Ввиду этого он объявил следующий приговор: штраф в 5 фунтов или 1 месяц тюремного заключения во втором разряде для каждой из обвиняемых. Приговор не будет приведен в исполнение, пока по основному вопросу о праве петиций не выскажется высшая инстанция.