Моя жизнь в руинах - [58]

Папа и Гейл вернулись примерно через два часа. Я заметил, как они подходили к коттеджу, мы с Валери как раз сидели на диване. Она изучала книги по соколиной охоте и просматривала видео на «Ютьюбе».

Я быстро отложил книги в сторону и выбежал на улицу.

Отец выглядел совершенно измотанным. Он опирался на Гейл, пока они шли по тропинке, посыпанной гравием.

Я, не мешкая, подхватил его с другой стороны. Господи. Я впервые с момента своего приезда оказался так близко к нему, и мне показалось, что я обнимаю скелет. И это несмотря на то, что на нем было зимнее пальто. Мне представилось, что он просто рассыплется и превратится в пыль, если упадет.

– Мне не нужна твоя помощь, – сказал он и попытался оттолкнуть меня, но не смог даже пошевелить рукой. – Я не позорный инвалид.

Знаю, что Валери, будь она здесь, поежилась бы от этих слов, но я решил не обращать на них внимания. Мой отец всегда отличался грубостью.

Я продолжил поддерживать его и сказал Гейл, что сам доведу его до кровати.

– Не уверена, что ты понимаешь, что делаешь, – сказала она.

– Ты сомневаешься, что я смогу довести его до кровати? Думаю, я справлюсь.

– Подриг, просто оставь меня в покое, – морщась от боли, произнес отец. – Я знаю статистику по твоим играм. Ты наверняка меня уронишь.

Это был удар под дых. Даже для такого парня, как я.

Каким-то чудом мне удалось сдержать свой гнев, и я не отпустил его. Я продолжал его поддерживать до тех пор, пока мы не подошли к дому. Гейл открыла дверь, и мы помогли ему войти и добраться до кровати.

– Ну а теперь я могу наконец остаться один? – сказал он, облокачиваясь на подушку. – Уйдите.

– Принести что-нибудь? – спросила Гейл.

– А мне можно выпить еще таблеток?

– Нет.

– Тогда проваливайте. Оставьте меня в покое.

Он закрыл глаза и принялся храпеть. То ли действительно заснул, то ли отчаянно притворялся.

Мы вышли из коттеджа, и Гейл хотела быстро уйти обратно в дом, но я ее остановил.

– Как все прошло? У врача. Что случилось?

– О, тебе интересно? В течение многих месяцев я помогаю твоему отцу, и ты пока ни разу не справился о его здоровье.

Хм-м-м-м. Возможно, Гейл злится на меня вовсе не из-за того, что я вел себя по-свински во время нашего с ней романа, а из-за того, что я не уделял внимания отцу.

– Я знаю. Мне тоже пришлось несладко, – попытался оправдаться я, понимая, что слова мои звучат жалко, пусть даже я говорю правду.

– Все это время? Ты мог изыскать возможность.

– Я так и поступал. Много раз. Бабушка мне говорила, что все в порядке.

– Это потому, что она не хотела тебя беспокоить.

– Прекрасно. Но я ей верил и действительно считал, что все в порядке.

– Ты никогда не интересовался, как дела у меня.

Я нахмурился.

– А должен был?

Она закатила глаза, а я уже совсем перестал понимать что-либо.

– Ладно, проехали. Доктор сказал, что пока все более-менее хорошо.

– Но это провинциальный доктор. У меня есть свой врач в Дублине. Он знает действительно хороших специалистов, которые могут помочь.

Она пожала плечами:

– Решай этот вопрос с отцом. Ты правда хочешь перевезти его в Дублин? Уже поздно что-то делать. Ты же это прекрасно понимаешь.

Я сглотнул, отказываясь признавать ее правоту.

– Думаю, он еще может выкарабкаться.

Она плотно сжала губы и покачала головой:

– Нет, он уже не выкарабкается. У него остался месяц, максимум полтора.

– Месяц, – пробормотал я. Ее слова меня огорошили. – Они… Бабушка сказала мне, что у него в запасе несколько месяцев. Не меньше полугода. А может быть, и целый год.

– Мне жаль, Подриг. Это были оптимистичные прогнозы. Твой отец… Он очень страдает.

– Я знаю.

– И не только физически. Эмоционально. Оттого, что потерял свою семью.

Я резко посмотрел на нее.

– Он потерял не всех. Я же здесь.

– Но ты же здесь не по воле сердца, разве нет? Ты приехал сюда, потому что испытываешь чувство вины, оттого что хочешь склеить ваши с ним отношения, пока он не умер. Ты хочешь освободиться от бремени. Ты хочешь что-то ему доказать. Если бы не это, тебя бы здесь не было. И он это прекрасно понимает.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

Она скрестила руки на груди.

– Ты прав. И я думаю, что твоя невеста также ничего о тебе не знает.

Я сжал зубы.

– Не трогай ее. Речь идет обо мне и моем отце. И мне плевать, что ты об этом думаешь и как к этому относишься. Я приехал сюда и остался, потому что я его сын.

– Если ты его сын, может быть, уже продемонстрируешь ему это?

– Я стараюсь.

– Ты не так стараешься. Ты выбрал неверный путь и руководствуешься неверными мотивами. Слушай, ты прекрасно знаешь, что он очень несчастен с тех пор, как умерли твои мама и сестра. Он не смог справиться со своим горем, оно превратило его в некое подобие человека. Иногда мне кажется, с тобой произошло то же самое. И, как это ни грустно, я не уверена, что у вас осталась возможность что-то изменить.

После этих слов она развернулась и направилась к дому.

Она вошла в дом, оставив меня на улице одного.

«Подобие человека».

Может быть, она и права.

Всю свою жизнь я пытаюсь что-то кому-то доказать. Пока была жива мама, я делал все возможное, чтобы он был мною доволен. После ее смерти я изо всех сил старался его рассердить. Как только я стал достаточно взрослым, чтобы профессионально играть в регби, я уехал из родного дома. Я посвятил свою жизнь игре, потому что больше у меня ничего не было. Моя любимая мама была мертва, собственный отец меня ненавидел. У меня ничего не оставалось, кроме моей карьеры.