Моя жизнь с русскими. Или Свой среди чужих - [3]
На Петровско-Разумовской тараканов было множество, но менее смелые. Там главная проблема была соседка сверху. Поздно ночью включала музыку и начинала прыгать верх и вниз. Один раз я не выдержал, поднялся и позвонил в дверь. Открыла дверь старая бабушка, вся вспотевшая. Я сконфузился, извинился и ушел, не жалуясь.
На Преображенской Площади было очень вкусно из-за близости рынка, но и смертельно страшно из-за того, что не было фонарей и соседи ненавидели иностранцев. Каждую ночь чья-то сигналиазция во дворе срабатывала, и когда я видел одну из соседок утром (там были одни дамы средних лет), то и дело непременно мне говорили: «Ну, гад, опять твоя американская сигнализация». Я пытался обяснить, что у меня нет машины, но они не хотели слушать. Вообще-то очень сложные там были отношения – фиг поймешь.
В то время я работал в Химках и приходил поздно. Нужно было пройти по темной аллее, и в подъезде свет тоже никогда не работал. А дом был большой, всегда с кем-то столкнешься в темноте. В нашем коридоре четыре квартиры заселены дамами. Одна обшая дверь в наш коридор была на замке. Замок плохо работал, надо было поменять. Я всем говорил, но никто не хотел платить.
– Ты, – говорят, – плати. Это для тебя баксы – родная валюта.
Наконец, надоело их слушать:
– Я заплачу, только вы не путайте меня с богачом, а то я сам размечтаюсь и забуду, что из простого трудового элемента.
Я купил замок и оставил у управдома.
– Меняйте, – говорю, – на здоровье.
Когда я пришел вечером, замок уже поменяли, но ключа мне не оставили, и меня не хотели пускать.
– Не знаем – говорят – кто ты таков, и какие дела делают у вас там, на чужбине, но здесь халявшиков не любят. Ты иди, купи себе ключ и себя пусти.
Честно говоря, мне это показалось немножко неадекватным. Но говорили же мне не раз: «Ты – истерик и шпион». Так что, может, я не прав был, не нужно расстраиваться. Я сделал себе ключ. На следующий день услышал, как соседки разговаривают между собой, дескать, замок классный, пойдет, молоток.
Потом какое-то время все шло нормально, американская сигнализация вроде затихла, девки как будто забыли, что не любят меня. Со мною начали даже здороваться в коридоре, типа «здраствуй, шпиончик». То есть все было на мази, и я немного начал расслабляться. Но увы, расслабляться в жизни нельзя, я бы сказал даже, что это всегда роковая ошибка. Когда что-то происходит, то это «что-то» всегда кажется более обидным.
Вот значится так, просыпаюсь утром после крепкого, долгого сна и думаю: «Как хорошо теперь стало здесь – сигнализация меня разбудила всего два раза ночью и соседки ко мне нормально относятся и называют своим „шпиончиком“. Кров есть, и еда, и в кармане пачка сигарет. Все не так уж плохо». И встал я с постели, оделся – и на работу. Только вот на работу не попал. Да и вообще из квартиры не мог выйти, потому что дверь не мог открыть – кто-то поставил свою мебель перед моей дверью. Приходили и уходили, и я не знал, что делать, ведь стеснялся, да просто-напросто кричать – невежливо.
Извините, говорю, пожалуйста, помогите, и все такое. Но никто не обращал на меня внимания. Наконец, почувствовал, что так дальше не может продолжаться, и, когда соседка, которая напротив живет (у нее же и была привычка оставлять свои вещи в коридоре и сильно возмущаться, когда делали замечания по этому поводу), пришла, я ее остановил своим неловким голосом: «Стоять, гражданка! То есть, почему это я оказался узником?!»
Она же сразу поняла, к чему идет (то есть к драке), и взорвалась будь здоров, блин:
– Ты, агент иносраных, не наших государств! Козел ты, и все такое, и наглый! Как ты смеешь! Приперся сюда и командуешь! Я ставлю свои – не твои – вещи, куда мне захочется, и ты не имеешь права что-либо говорить вообще в жизни! Это же общий наш коридор! Ты по нему ходишь и мне запрещаешь ставить свои русские вещи в нем! Лицемер!
Потом она до того разозлилась, что начала кричать во весь голос: «Убивают! Помогите!» Прибежал народ. Милицию даже вызвали. Я в ужасе был, конечно. Никого я не убиваю. Я пытался обяснить. Но все заикался и чувствовал, что на месте помру со стыда. Некоторые из жильцов стояли и снимали все на свои мобильные, типа, развлечение по-американски.
Выяснилось, что никого не убивают и что у женщины нервы немножко рапущены из-за жизни вообще. Разошлись. Осталось только переехать, что я и сделал. Очень вкусный район, но это не всегда главное.
Собачья жизнь
С собачками бездомными тяжело, конечно. Особенно зимой. Зимой-то обычно и нападали на меня, бедненькие. Не со злости, конечно, наверное. А просто – с голода. И мне, конечно, не то что жалко их не было, а просто, как бы, безумно страшно.
Но что же поделаешь – домой идти надо после работы, и путь один. И собираются эти бедненькие на одном месте, кто-то их подкармливает, бабушка какая, скорее всего, и они там и собираются. И путь к дому лежит через это место, и дом у меня, как бы, один (не то что где захотелось – там могу и остаться, не богач же). Надо пройти этот, как бы, жизненый путь, никуда не денешься.
Вот, значится, зима. В этом году она особенно холодная выдалась, и собаки гуляли в силе, в стаях и иногда показывали, так сказать, свои зубки. Бывало, тявкали. И если одна затявкала, то все будут тявкать – таков закон. И если одна укусила, очень даже может означаться, что все будут укусывать. Было у меня случаев множество. Руку укусили, ножку, попу. На Южной особенно, да не только.
