Моя жизнь — что это было? - [2]
Работая на аэродроме Тюмени в лаборатории масел мама познакомилась с моим будущим отцом. Он летал по всему Северу на пассажирских и грузовых самолётах, т.е. работал в системе ГВФ (Гражданский Воздушный флот). Виктор так влюбился в красавицу Лину (а моя мама была очень красива), что грозился выброситься из самолёта, если она не выйдет за него замуж. Маме исполнилось 26 лет и надо было уже, действительно, подумать о замужестве. И они поженились, точнее, просто расписались в загсе, как раз перед войной.
Перебазировались в аэропорт Внуково, когда началась война. Осенью 41 года мама со своей младшей сестрой Леночкой, студенткой МГУ, были эвакуированы в г. Уфу. Мама была уже беременна мной, когда случилась трагедия — после каких-то обязательных земляных работ Леночка заболела брюшным тифом и скоро умерла. Эта трагедия была для мамы самой ужасной. Младшую 18-летнюю сестрёнку, подававшую большие надежды в учёбе, все любили как-то особенно, а кроме того, моя мама чувствовала ответственность перед своей матерью, находившейся в оккупации и без того хватившей лиха, за Леночку, которую увезла собой в эвакуацию — увезла и не сберегла. Вины маминой в том не было никакой, девушку вообще сначала лечили от малярии и, когда поняли, что это тиф, было уже поздно, но беда была ужасной… (Уже в семидесятые годы мама поехала в Уфу, пошла на кладбище, где была похоронена её сестрёнка и привезла горстку земли примерно с того места, которую захоронила рядом с могилой своей мамы.)
В общем, свою беременность мама проходила в глубоком стрессовом состоянии. Не говоря уже о такой всеобщей беде, как война, самое её горькое начало. Да и бытовые условия были совсем не лёгкими — в одной маленькой проходной комнате жило три человека (ещё какое-то время жила Алевтина, средняя сестра отца, не считая папы, который только бывал наездами, вернее, налётами, или лучше, прилётами.
Я родилась в Уфе 22 июля 1942 года. Вскоре мама вернулась из эвакуации и поселилась в поселке аэропорта Внуково.
В начале июня 1943 года погиб в воздушном бою мой дядя — младший брат папы — Борис Быстрых, военный лётчик, герой Советского Союза. (В прошлом году ему был торжественно открыт бюст в родном городе Бабушкин в Забайкалье.) Узнав о гибели брата отец, работавший в аэропорту секретарём парторганизации и делавший внутренние рейсы, настойчиво попросился на фронт. В ноябре 1943 года при выполнении боевого задания — вылета за линию фронта к партизанам Краснодарского края, при невыясненных обстоятельствах, его самолёт потерпел крушение. Маме пришло сообщение, что отец пропал без вести. И только в феврале 1944 года лесник обнаружил в лесу обломки самолёта и останки экипажа и пассажиров — всего 12ти человек. Маму и других вдов членов экипажа призвали полететь в то место, чтобы опознать (идентифицировать) своих мужей. И мама летала и в том лесу буквально собирала косточки отца. (В 1975 году я, не без труда, нашла захоронение отца в братской могиле в селе Адагум Крымского района Краснодарского края).
Мне мама лет до семи говорила, что папа без вести пропал. И какая-то надежда теплилась во мне. Но вот, когда мне было уже десять лет, как-то мне приснился сон, что папа пришёл, сон был долгий и неясный, и потом папа исчез, и я проснулась под впечатлением этого сна, папы не было, и тогда я отчётливо поняла, что его и не будет, н и к о г д а! И я зарыдала и долго и безутешно плакала…
Очень смутно помню, что во Внукове у меня была какая-то недобрая нянька — мама работала, конечно. А потом. когда мне было три годика, мы переехали в ту маленькую комнатушку в Москве, на Б. Екатерининской улице, где когда-то мама жила с братом, но брат женился и уехал, комната освободилась. И ещё смутно помню — кажется, это был день Победы, 1946й год, (мне три года), мама меня разбудила после дневного сна, сказала, что на улице праздник и мы пойдём гулять и хотела одеть, но я вырвала у неё из рук чулочки и кричала: «сама, я сама», я решила, что большая и могу одеваться сама, но у меня долго ничего не получалось, но я всё равно не давала ей себя одеть — я была упрямая и несговорчивая… (А на день Победы в 1945 году мама, как она говорила, ходила по улицам и плакала от своего горя…)
Мама тут же устроилась на работу на парфюмерную фабрику, находившуюся в 15 минутах ходьбы (на 3й Мещанской ул.), и меня с трудом устроила в детский сад в Марьиной Роще. И тот сад я очень хорошо помню — потому что он был отвратительный. Помню, как меня заставляли пить горелое молоко, от запаха которого меня тошнило, я давилась, а нянька заливала мне его в рот; помню, как укладывали спать в тихий час в мешках на террасе зимой в мороз, телу не было холодно, но холодный воздух спёрывал (вот придумала слово!) дыхание; помню, как я однажды обкакалась и как нянька на меня кричала; и, наконец, помню, как пришла к нам зубной врач проверять зубы, и после проверки всех детей стали называть фамилии тех, кому надо было пломбировать зубы, и я стояла и тряслась от страха услышать свою фамилию, и я её услышала, и меня позвали в кабинет, засверлили ужасной бормашиной, которая издавала звуки, равные звукам перфоратора, вгрызающегося в бетон, мне поставили пломбу. И ночью у меня началась ужасная боль, у меня раздуло щеку, я сильно плакала, и утром мама повезла меня в платную зубную поликлинику. Там мне сказали, что будет больно, но придётся потерпеть — надо было вскрывать пломбу, туда попала инфекция, но «мы думаем, ты храбрая девочка и выдержишь»; после этих слов я с внутренним содроганием, но с внешней решимостью
