Моя жизнь - [17]

Но, несмотря на то что я повсюду совала свой нос, к концу съемок мы с Эдвином стали большими друзьями.

После первого же фильма и дирекции, и продюсерам шведской киностудии стало ясно, что у них появилась молодая актриса, обладающая огромными возможностями.

Густав, Карин Свэнстром, Эдвин, Ивар Йохансон — все убеждали ее пересмотреть планы на будущее. Зачем оставаться в Драматической школе, если на киностудии у нее есть масса шансов проявить себя? Это тот наикратчайший путь к успеху, который в Драматической школе немыслим. Эти советы, в общем-то, совпадали с ее собственными мыслями. В конце концов, академическая сцена уже наглядно продемонстрировала преимущества старшинства перед актерскими способностями.

В «Книге» она писала:

«Мне предложили контракт с гонораром 75 крон (7 долларов 50 центов) ежедневных и 5000 крон (500 долларов) в первый год работы, 6000 крон — во второй и 7500 крон — в третий. 2000 крон в год будут забирать частные уроки. В моем распоряжении будет оставаться весь гардероб, которым я пользовалась в фильме. Кроме того, они, если смогут, будут давать мне возможность играть в театре. Могли бы вы отказаться от такого контракта? Но мне вовсе не хочется отказываться от театральной карьеры».

В августе Ингрид попросила о приеме директора Королевской драматической школы. Беседа не прошла безболезненно.

— Вы говорите, что хотите оставить Школу и работать в этих бегущих картинках? — спросил Улоф Муландер ледяным тоном.

Ингрид была готова к такому уничижительному отношению.

— Возможно, вы правы относительно того, что касается кино, господин Муландер. Я знаю, что значение его не так уж велико, но для меня это самый короткий путь. Я снимусь в паре фильмов, сделаю себе пусть небольшое, но имя, а потом вернусь в Школу заканчивать обучение. Тогда, может быть, я смогу получить небольшую роль типа той, которую предложил мне мистер Шёберг.

На Улофа ее доводы не произвели ни малейшего впечатления.

— Сейчас вы будете слушать меня, мисс Бергман, — произнес он диктаторским тоном, в котором не было ни грана симпатии. — Должен признать, что у вас есть талант. Но если вы теперь уйдете в кино, вы его погубите. Если останетесь здесь, то со временем можете стать хорошей актрисой, возможно, великой актрисой. Но вы не сможете достичь успеха ни в кино, ни где бы то ни было, потому что у вас нет профессиональных навыков, необходимых для любого рода искусства. Вы пока что не в состоянии управлять своими жестами, голосом, эмоциями. Вы ничего не знаете о жизни. Всему этому вас научат здесь в течение двух лет.

Все попытки Ингрид прийти к какому-либо компромиссному решению были высокомерно отвергнуты. Она была глубоко расстроена. Ведь она шла к нему.

чтобы обсудить свою ситуацию, а он обращался с ней как с глупенькой школьницей.

— Мне очень жаль, но решение мое твердо, — упрямо повторила Ингрид.

Последовала небольшая пауза, следом за которой разразилась настоящая буря. Улоф Муландер допустил самую что ни на есть роковую ошибку, пытаясь запугать ее.

— Вы приняли решение? Нет, барышня, вы не оставите нашу театральную школу. Вы всего лишь студентка. Я запрещаю вам уходить. Понимаете? Я запрещаю.

Наступившая пауза тянулась довольно долго, пока вечно смущавшаяся Ингрид не сделала свой первый шаг на пути отстаивания собственной независимости.

— Не представляю, как вы можете запретить мне, --сказала она хладнокровно. — Нас не связывает контракт. Да, вы приняли меня в Школу, но на уроках свободное посещение. Я ни за что не плачу, и мне ни за что не платят. Если я не захочу вернуться с сентября в Школу, вы не сможете посадить меня за это в тюрьму. Вы хотите решать за меня. Я ухожу.

Густав Муландер, человек менее пылкий, чем его брат, только поднял брови, когда Ингрид рассказала ему, как отреагировал на ее визит директор театра. Но комментировать это событие он не стал.

Однако Улоф заронил в Ингрид серьезные сомнения. Она чувствовала, что он прав, говоря об отсутствии у нее необходимых знаний. Ей на самом деле были необходимы уроки драматического искусства, которые она собиралась оставить. Но Шведская киностудия предлагала 2000 крон в год на оплату частных уроков. Это окончательно убедило ее в правильности выбора.

Итак, я брала уроки танца, пластики, дикции. Занималась со мной замечательная актриса Анна Нори, которой тогда было уже далеко за семьдесят. Особенно запомнился мне один ее совет. «Ингрид, — говорила она, — если ты делаешь на сцене какие-то движения, не мельчи их, не делай маленьких жестов, маленьких поворотов, маленьких шагов. Когда делаешь жест, пусть он будет большой, широкий. Не бойся жестов, широко раскидывай руки, делай это от самых плеч. Большие жесты, всегда большие жесты. Но, естественно, в кино все по-другому».

Да, когда видишь себя на экране, то становишься более придирчивой. Я была высокой и, как большинство высоких девушек, стеснялась своего роста. Экран обнаружил, что я двигалась, будто горбунья. Поэтому я начала делать специальные упражнения, распрямившие меня. Я все время училась — верности интонации, умению дышать, владеть голосом, правильно выделить главное слово или убрать звук. Я никогда не прекращала учиться. Я и сегодня учусь. Я люблю это занятие. Жизнь учит тебя играть, и это продолжается постоянно.