Моя жизнь, 60–е и Джими Хендрикс глазами цыганки - [7]

Однако, именно Джин, досталась я. У неё было двое маленьких. Мужа звали Эдвин, он работал санитаром в местной психиатрической лечебнице. То, что нас с Джоном разъединили, стало для меня трагедией, будто из меня вырвали кусок тела, много лет спустя я узнала, что для него это оказалось тоже большой травмой. Он провёл следующие несколько лет, следуя за отцом от одного дощатого барака до другого, временами им приходилось спать вместе с другими ирландскими рабочими, такими же, пытающимися выжить. С этого момента моей жизни уже никто никогда больше не называл меня Каппи. Для всех я стала Катлин.

Я была настолько эмоционально ранима, что всякий раз когда Эдвин, что–то требовал от меня, выражаясь в обыкновенной для него очень грубой манере, я воспринимала это как личную обиду и верила, что он придирается ко мне. Я пожаловалась на него моей бабушке, но после того как она с ним поговорила, это привело ещё к худшим результатам. Теперь из просто обузы я превратилась в неблагодарную и вероломную обузу.

Джин была очень музыкальна. Он часто открывала свой небольшой проигрыватель и ставила пластики со старыми танцами 40–х и кружилась по комнате, притоптывая в ритм. Она играла на пианино так хорошо, что меня каждый раз завораживала её игра. Впервые в жизни я поняла, что музыка может спасти от угнетающего однообразия будничных дней. Я воспряла духом и её игра помогала мне забывать реальность.

Дом Джин и Эдвина стоял на самой окраине муниципального посёлка и Джин, казалось, была навсегда покинута своими друзьями и соседями. Она не хотела меня видеть в своём доме, а я не хотела там находиться. Столкнулись два неуживчивых, упрямых характера и очень скоро она поняла, что я гораздо сильнее её. И в который раз перед отцом встал выбор.

Я всегда считала, что тётушка Лил — племянница моей бабки. Она жила со своим мужем Джорджем, добродушным булочником, работающим по ночам. У их дочери уже давно своя семья и прошло много лет с того времени, когда в их опрятном чистеньком домике рос ребёнок. У тётушки Лил была страсть к азартным играм и моя жизнь превратилась в бесконечную вереницу каких–то людей сменяющих друг друга за карточным столом в гостиной. Долгими вечерами я сидела в углу с книгой в руках, пока тётушка Лил со своими карточными друзьями вели серьёзные баталии в бридж. Мне часто вспоминается та комнатка за мебельным магазином, где мне удавалось ухватить несколько часов сна перед тем, как идти в школу.

Ещё тётушка Лил любила своих волнистых попугайчиков, их клетка стояла в гостиной, где не смолкал их щебет, прерывающийся только на ночь, когда тётушка накрывала клетку чёрным платком, чтобы они не мешали спать. Я никогда не стала бы держать птиц дома. Нет, я ничего не имею против птиц, я даже кормила их у нас в саду. Но чтобы они летали вокруг меня — от этого мне становилось жутко. А тётушка Лил часто выпускала своих любимцев из клетки и они летали по гостиной.

Однажды, когда я сидела на их до блеска вычищенном диване Джоуи сел мне на плечо, его крылья хлопали прямо перед моим лицом. В страхе я схватила его и он с силой клюнул мне в палец. Я запаниковала и, разозлившись, зажала его в кулаке. Пальцы сжались инстинктивно, их было не разжать пока его маленькое жёлто–голубое тельце не перестало трепыхаться у меня в руке и я не смогла вытащить его острый клюв из моего пальца.

Не зная, что делать с телом моей жертвы, я снова запаниковала и засунула скомканное маленькое тельце обратно в клетку, где оно осталось лежать на полу с осуждающим видом. Я была уверена, что они поймут, что это сделала я, которая, по общему убеждению, являлась ужасным ребёнком, но я не могла позволить себе какой–нибудь трусливый поступок. Когда тельце было обнаружено, в доме наступила внушающая мне страх скорбь и, к моему, нет, не смущению, а к моему удивлению, не было ни намёка на возможность злостного убийства.

Уже прошло несколько месяцев, как я жила в доме Лил и Джорджа. Однажды приехала их дочь Джун и все взрослые собрались в гостиной, закрыв дверь прямо передо мной. Я старалась подслушать о чём они говорят, но разобрала только обрывки фраз. Кажется, муж Джун, пожарный, был арестован за непристойное поведение. Я не знала, что это значит, но понимала, что это что–то очень серьёзное. Определённо, из–за этого он должен был потерять работу. Новость всех потрясла. Решили, что в такое тяжёлое для семьи время им нужно объединиться. Так я попала в новый дом.

С каждым переездом мне приходилось менять и школу. Я справлялась с вынужденной сменой друзей и педагогов, но становилась все более непредсказуемой и настойчивой.

Моя тётя Катлин была замужем за Дермотом, очень богатым человеком, и жила в большом доме эпохи короля Георга. Дом носил название «Орлиная вилла» и стоял в пригороде Дублина. Её дочь, Колетт, на несколько лет старше меня, уже ждала моего приезда и даже более того, она придумала как избежать моего вселения в её комнату. Меня «низвели» на второй этаж, поставив кровать в великолепную художественную мастерскую, для меня это было даже лучше. В доме в основном обжиты были только кухня и гостиная, кругом фамильное серебро и старинная мебель, совершенно неподходящая обстановка для ребёнка, вроде меня.