Моя теща - [5]

Шрифт
Интервал

- Иди домой, срамник! Нечего по чужим бабам шляться! У тебя своя жена есть!


Молодёжь смеялась, потому что зрелище было, действительно, комичное. Но однажды Васса Павловна так хорошо спрятала продуктовые талоны, что нашли их только ненавистные родственники, когда обшаривали комнату после её похорон. Как она расстроилась:

- Всё, смерть моя пришла голодная! - причитала несчастная женщина.

И, действительно, несмотря на уговоры, на помощь подруг и соседей, Васёна не пережила такого горя. Обирать товарок она не хотела, одалживаться – тоже. Поэтому просто слегла в постель и умерла несколько дней спустя. Помощь от горисполкома в виде продовольственного пайка, выписанного по такому экстраординарному случаю, опоздала. Продукты принесли, когда Васса Павловна, обмытая и одетая в последний путь, лежала на столе в своей большой комнате.


4.

После смерти подруги Вера Ивановна очень сильно сдала. Да и то сказать - семьдесят нелёгких лет за плечами… Отметили мы Бабулин юбилей и отвезли её в больницу, оставив мою дорогую тёщу в большой общей палате с двумя рядами стандартных металлических коек. А через несколько дней решил я узнать, как проходит лечение.


В кабинете сидели два доктора - мужчина и женщина. Подойдя к женщине, лечащему врачу, я поинтересовался подробностями: какой поставлен диагноз, какова перспектива, чем можно помочь? Доктор порылась в своих бумагах и, глядя мне прямо в глаза, изрекла нечто необычное, смешное и печальное одновременно:

- Так, ну что же, жить ваша Вера Ивановна будет, но рожать, к сожалению, больше не сможет.


Этот диагноз, пересказанный мною впоследствии много раз друзьям и знакомым, эти слова, над которыми люди смеялись в десятки глоток, в тот момент повергли меня в шок:

- Как рожать? Ей же семьдесят лет!

Врач нахмурилась, сожалея о допущенной оплошности, и ещё раз перелопатив свои бумаги, наконец, выдала новый вердикт:

- Ага, вот. Это не та Вера Ивановна. А у вашей, похоже, рак.

- Рак? А как вы поставили такой диагноз? Какие делали анализы? - спросил я, пытаясь бороться с растерянностью, злостью и раздражением.

- Ой, да о чём вы говорите? - вступил в разговор второй доктор. – Посмотрите на неё - худая, бледная… Одним словом - рак. А если нужен вам окончательный диагноз, то везите свою бабушку в раковый корпус. Там разрежут, проверят и напишут официальную бумагу. Но кому нужны эти лишние мучения? Лучше забирайте поскорее, и пусть она умирает дома!

- Может быть лекарства какие-то нужны?" - не унимался я.


Но врач, будто школьный учитель тупому двоечнику, принялся мне объяснять, что не стоит тратить на Веру Ивановну деньги, что она всё равно умрёт и что... Но я больше не воспринимал его доводов, не мог спокойно слышать этот слегка гнусавый размеренный голос. Раздражение, злость и ненависть ко всем равнодушным, бездушным и самодовольным людям этого мира переполняли меня и выплеснулись, наконец, наружу. Расширенными, выкатившимися из орбит глазами я с ненавистью смотрел прямо перед собой, пока женщина-врач не изменилась в лице и не отвернулась. Сам не узнавая своего охрипшего страшного голоса, я с усилием выплюнул, выдохнул, выдавил из себя:

- Попрошу Вас, уважаемая, внимательнее отнестись к Вере Ивановне!

И, не чувствуя ног под собой от возбуждения, повернулся, вышел вон и хлопнул дверью.


Впоследствии оказалось, что моя выходка спасла Вере Ивановне жизнь. Одет я был в красивую новую кожанку. Точно такие тогда, в середине девяностых, носили новые русские - хозяева жизни, бандиты. Они не раз привозили в хирургическое отделение истекающих кровью братков. А по дороге, в машине, наставляя перепуганного до смерти хирурга, выдернутого, зачастую, прямо из постели, спокойно и доходчиво объясняли ему:

- Смотри, Айболит, если ты сделаешь своё дело как положено, то будет тебе счастье и деньги в придачу. Ну а если, не дай Бог, умрёт наш товарищ, то тогда и ты отправишься на тот свет вслед за ним, не взыщи!

Об этих бандитских выходках знали все - весь медперсонал до последней нянечки. Думаю, что врачи приняли меня за одного из братков и, опасаясь за свою жизнь, сделали всё возможное и невозможное, чтобы помочь моей любимой тёще.


Опомнился я только у койки Веры Ивановны. Посмотрел на неё оценивающим взглядом и подумал, что, действительно, выглядит она так, будто только что прибыла из Бухенвальда. Бедная женщина почти не вставала с койки. И я, чтобы хоть немного приободрить её, жену, да и себя тоже, негромко спросил:

- Как дела, Вера Ивановна?

- Дела - как сажа бела", - с вымученной улыбкой ответила она, и у меня защемило сердце...


Но через неделю, к нашему всеобщему удивлению, моя любимая тёща пошла на поправку. Она начала вставать с койки и, наконец, запросилась домой:

- Всё, надоело мне здесь. Я тут лежу, а в подвале кошки не кормлены.

Выходя из больницы, мы встретили лечащего врача-женщину, которая подошла ко мне и сказала, что у нашей Бабули перестал вырабатываться в организме витамин В-12. И теперь, всю оставшуюся жизнь, ей надо еженедельно делать уколы этого самого витамина.


Еще от автора Валерий Борисович Рыбалкин
Ведьма

Это рассказ о послевоенном времени. Война калечит судьбы людей. Солдат она учит убивать, а женщин, побывавших в фашистском рабстве, превращает в злобных беспощадных ведьм.


Оккупация

Это рассказ о тех, кто в годы Великой Отечественной войны в Донбассе, в городе Дебальцево оставался под оккупационной властью фашистской Германии. Рассказ написан по воспоминаниям очевидцев. Детство автора прошло в этом многострадальном городе, вновь пережившем оккупацию теперь уже украинских нацистов-бандеровцев. .


Грибное болото

Многообразен мир верований и легенд марийского народа. Кто видел промелькнувший несколько лет назад фильм "Овсянки", тот знает это. Марийцы - последние сохранившиеся язычники в восточной Европе. Причём, они одновременно с язычеством исповедуют и Православие. И это является примером для многих.


Киевский конфуз

Тема религиозных сект - одна из самых важных как для нынешней Украины, так и для России. Ведь Россия идёт след в след за своим южным соседом. Об этом надо говорить, и много.


Судьба

О слабом человеке, не сумевшем пережить лихие девяностые годы. О том, что ему довелось испытать.


Путь к богу

.О лихих девяностых. О том, как сектанты организовывали новую общину в небольшом волжском городке. .


Рекомендуем почитать
Прадедушка

Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.


33 (сборник)

От автора: Вы держите в руках самую искреннюю книгу. Каждая её страничка – душевный стриптиз. Но не пытайтесь отделить реальность от домысла – бесполезно. Роман «33» символичен, потому что последняя страница рукописи отпечатана как раз в день моего 33-летия. Рассказы и повесть написаны чуть позже. В 37 я решила-таки издать книгу. Зачем? Чтобы оставить после себя что-то, кроме постов-репостов, статусов, фоточек в соцсетях. Читайте, возможно, Вам даже понравится.


Клинический случай Василия Карловича

Как говорила мама Форреста Гампа: «Жизнь – как коробка шоколадных конфет – никогда не знаешь, что попадется». Персонажи этой книги в основном обычные люди, загнанные в тяжелые условия жестокой действительности. Однако, даже осознавая жизнь такой, какой она есть на самом деле, они не перестают надеяться, что смогут отыскать среди вселенского безумия свой «святой грааль», обретя наконец долгожданный покой и свободу, а от того полны решимости идти до конца.


Голубые киты

Мы живем так, будто в запасе еще сто жизней - тратим драгоценное время на глупости, совершаем роковые ошибки в надежде на второй шанс. А если вам скажут, что эта жизнь последняя, и есть только ночь, чтобы вспомнить прошлое?   .


Крещенский лед

«На следующий день после праздника Крещения брат пригласил к себе в город. Полгода прошло, надо помянуть. Я приоделся: джинсы, итальянским гомиком придуманные, свитерок бабского цвета. Сейчас косить под гея – самый писк. В деревне поживешь, на отшибе, начнешь и для выхода в продуктовый под гея косить. Поверх всего пуховик, без пуховика нельзя, морозы как раз заняли нашу территорию…».


Нефертити

«…Я остановился перед сверкающими дверями салона красоты, потоптался немного, дёрнул дверь на себя, прочёл надпись «от себя», толкнул дверь и оказался внутри.Повсюду царили роскошь и благоухание. Стены мерцали цветом тусклого серебра, в зеркалах, обрамленных золочёной резьбой, проплывали таинственные отражения, хрустальные люстры струили приглушенный таинственный свет. По этому чертогу порхали кокетливые нимфы в белом. За стойкой портье, больше похожей на колесницу царицы Нефертити, горделиво стояла девушка безупречных форм и размеров, качественно выкрашенная под платиновую блондинку.