Моя сестрица — серийная убийца - [34]

Я записывала на прием пациента, когда Чичи сунула мне под нос черные лодочки. Я отмахнулась, но она пристала намертво: иди, мол, другую обувь посмотри. На вид все туфли у нее дешевые, такие через месяц рассыпаются. Она даже не удосужилась как следует их почистить, прежде чем на пол вывалить. Я растягиваю губы в улыбке.

— Нам ведь еще зарплату не дали…

— А я недавно купила себе новые туфли, — подхватывает Бунми.

Решительно настроенная Чичи демонстрирует блестящие шпильки.

— Обуви много не бывает. У меня цены очень разумные.

Чичи уже готова к презентации девятидюймовых платформ, когда к нам подлетает Йинка и хлопает ладонями по столу. В горячей любви к Йинке признаться не могу, но сейчас я очень благодарна ей за вмешательство.

— У коматозника в палате скандал!

— Какой скандал? — Чичи забывает про свои туфли, обнимает меня за плечи и подается вперед. Так и подмывает стряхнуть ее руку.

— Ну, я собиралась зайти к своему пациенту, когда из палаты коматозника послышались крики.

— Мухтар кричал?

— Нет, его жена. Я заглянула к нему… хотела проверить, все ли в порядке. Она дьяволом его назвала. Орала, что на тот свет деньги забрать нельзя.

— Верно! Ненавижу жмотов! — Чичи несколько раз щелкает пальцами над головой, словно отгоняя потенциальных жмотов. Я уже открываю рот — хочу защитить Мухтара, хочу объяснить им, что он ни капли не жмот, а, напротив, щедрый и добрый, но… Бесстрастный взгляд Бунми, возбужденный — Чичи и темные зрачки Йинки дают понять, что слова мои сознательно передернут. Поэтому я спешу прочь от них.

— Ты куда? — вскидывается Чичи.

— Нельзя допускать, чтобы нашим пациентам докучали родственники или друзья. На территории больницы они под нашей опекой, — отвечаю я, обернувшись.

— Последняя фраза — супер, хоть на бампер приклеивай! — язвит мне вслед Йинка. Я притворяюсь, что не слышу ее, через две ступеньки взлетая по лестнице. На третьем этаже тридцать палат, с 301 по 330. Крики я слышу еще из коридора и различаю гнусавый голос его жены и мужской. Мужской голос звучит льстиво, жалобно — это явно не голос Мухтара. Я стучусь в дверь, голоса затихают.

— Войдите, — устало просит Мухтар. Когда я открываю дверь, Мухтар стоит у кровати в серой джалабии[27]. Он стиснул перила, фактически навалился на них. Лицо так и дышит напряжением — Мухтар словно постарел с нашей последней встречи.

Красный кружевной маяфи[28] покрывает его жене голову и ниспадает на правое плечо. Платье у нее из того же материала. Кожа сияет, а выражение лица звериное. Рядом с ней, потупившись, стоит Абдул, брат Мухтара. Видимо, это у него писклявый голос.

— Что тебе? — рявкает женщина.

— Мухтар! — зову я, игнорируя ее.

— Все нормально, — заверяет он.

— Хочешь, чтобы я осталась?

— Почему на «ты» и что значит — хочет ли он, чтобы ты осталась? Ты обычная медсестра, так что давай убирайся отсюда!

Голос у нее как скрип ногтей по школьной доске.

— Ты меня слышишь?! — визжит женщина.

Я подхожу к Мухтару, и он мне слабо улыбается.

— Думаю, тебе стоит сесть, — мягко говорю я. Он отпускает перила кровати, я устраиваю его на ближайшем стуле и накрываю ему колени одеялом. — Хочешь, чтобы они остались? — спрашиваю я шепотом.

— Что она ему говорит?! — верещит женщина у меня за спиной. — Она ведьма! Она с помощью джу-джу[29] порчу на моего мужа навела! Вот почему она ерунду городит. Абдул, сделай что-нибудь. Выгони ее! — Женщина тычет в меня пальцем. — Я на тебя нажалуюсь! Не знаю, какое колдовство ты используешь…

Мухтар качает головой. Все, других знаков мне не нужно. Я расправляю плечи и поворачиваюсь к ней.

— Мадам, пожалуйста, выйдите из палаты, не то мне придется вызвать охрану.

У женщины дрожит нижняя губа и дергается глаз.

— Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? Абдул, да скажи ты ей!

Я поворачиваюсь к Абдуле, но он не поднимает глаз. Он моложе Мухтара и, возможно, выше. Точно не определить, ведь голову Абдул опустил так низко, что она рискует упасть с плеч. Он гладит женщину по руке, пытается успокоить, а она стряхивает его ладонь. Если честно, я тоже стряхнула бы. Костюм на Абдуле дорогой, а сидит плохо: и на плечах болтается, и в груди слишком широк. Есть ощущение, что костюм принадлежит другому, как принадлежит другому женщина, которую он гладит по руке.

Я снова смотрю на женщину. Возможно, когда-то она была красивой, например, когда приглянулась Мухтару.

— Не хочу грубить, — начинаю я, — но во главе угла для нас хорошее самочувствие наших пациентов. Подвергать его риску мы не позволяем никому.

— Да кем ты себя возомнила? Хочешь на деньги его развести? Или уже развела? Мухтар, ты пыжишься-пыжишься, а сам волочишься за медсестрой? Ну, давай! Даже смазливую выбрать не смог!

— Убирайтесь! — приказывает Мухтар, и мы все вздрагиваем. В голосе его сила, какой я прежде не слышала. Абдул вскидывает голову, но тотчас опускает снова. Женщина зыркает на нас с Мухтаром, разворачивается и выходит в коридор. Следом плетется Абдул. Я придвигаю стул и сажусь у койки Мухтара. Глаза у него усталые. Он гладит меня по руке. — Спасибо.

— Ты же сам их выпроводил!

— Похоже, отец Мириам намерен баллотироваться на пост губернатора штата Кано, — объявляет он со вздохом.