Моя сестрица — серийная убийца - [32]

Семья

Мы с Мухтаром обсуждаем пресную больничную еду и жесткие простыни, он потчует меня байками о своих бывших студентах.

В дверь стучат, и в палату заходит Мохаммед, прерывая наш тет-а-тет. Он коротко здоровается со мной, потом лучезарно улыбается Мухтару и приветствует его на хаусе. Мухтар воодушевленно ему отвечает. Я даже не подозревала, что они знакомы. И я никогда не видела, чтобы Мохаммед так тепло и открыто улыбался кому-нибудь, кроме санитарок, которые из-за него дерутся. Непрерывный поток хауса делает меня третьей лишней, и пять минут спустя я решаю уйти. Объявить о своем намерении я не успеваю: в дверь снова стучат.

Заходит один из сыновей Мухтара, следом — молодая девушка. Имен его детей я не знаю — запоминать не было причин. Этот парень старше меня, выше, с окладистой бородой, худощавый, как его отец. Они все эдакие тростинки на ветру. Сын Мухтара смотрит на меня: небось гадает, с чего это медсестра расселась у койки его отца и водит пальцем по ободку пустой чашки.

Мохаммед опорожняет мусорную корзину и плетется в коридор. Я поднимаюсь.

— Доброе утро, папа.

— Доброе утро… Кореде, ты почему уходишь?

— У вас посетитель. — Я кивком показываю на его сына.

Мухтар фыркает и отмахивается.

— Сани, это Кореде. Ее голос звучит в моих снах. Уверен, ты не против ее присутствия.

Сани недовольно хмурится. Если присмотреться, то на отца он похож меньше, чем мне показалось сначала. Глаза у него маленькие, но широко расставленные, отчего он кажется постоянно удивленным. Сани холодно кивает, и я снова усаживаюсь.

— Папа, это Мириам, девушка, на которой я хочу жениться, — объявляет он. Мириам опускается на колени в знак уважения к человеку, который, как она надеется, станет ее свекром.

— А что с предыдущей девушкой, которую ты со мной знакомил? — прищурившись, спрашивает Мухтар.

Вздох Сани получается тяжелым и напряженным.

— Пап, у нас не получилось. Да и ты надолго из жизни выключался…

Эх, зря я не ушла, пока была возможность!

— Не понимаю, что ты имеешь в виду. Я ведь и с ее родителями уже знакомился…

Мириам до сих пор стоит на коленях, сложив ладони ковшиком. Похоже, мужчины забыли о ее присутствии. Если она впервые слышит о другой девушке, то по ней не видно. Вот она поднимает взгляд на меня — в глазах у нее пустота. Она напоминает мне Бунми. Лицо у Мириам круглое, тело — сплошь женственные линии и изгибы. Кожа еще темнее, чем у меня: нас всех называют чернокожими, а она и впрямь такая. Интересно, сколько ей лет?

— Пап, я передумал насчет нее.

— После того как спустил столько денег?

— Деньги — это только деньги. Разве мое счастье не важнее?

— Эту безумную аферу ты хотел провернуть, пока я болел?

— Папа, я хочу начать готовиться к свадьбе. Нужно, чтобы ты…

— Если надеешься получить от меня хоть найру, ты глупее, чем я думал. Мириам… Тебя ведь Мириам зовут? Поднимайся! Извини, но этот брак я не благословлю.

Мириам неловко поднимается и встает рядом с Сани.

Сани смотрит на меня волком, будто это из-за меня все пошло наперекосяк. Я отвечаю равнодушным взглядом. Такому, как Сани, меня не задеть. Наши переглядки замечает Мухтар.

— На меня смотри, Сани! На меня, а не на Кореде!

— Почему она вообще здесь?! Это дело внутрисемейное.

Если честно, я задаю себе тот же вопрос. Зачем Мухтар задержал меня здесь? Мы с Сани вопросительно смотрим на него, а он отвечать не спешит.

— На эту тему мне сказать больше нечего.

Сани хватает Мириам за руки, разворачивает и тащит прочь из палаты. Мухтар закрывает глаза.

— Почему ты велел мне остаться? — спрашиваю я.

— Потому что ты сильная, — отвечает он.

Овцы

Устав ворочаться с боку на бок, я решаю пойти к Айюле. Маленькими мы часто спали вместе, и это всегда успокаивало нас обеих. Вместе мы ничего не боялись.

Айюла спит в длинной хлопковой футболке с бурым плюшевым медведем в обнимку. Она свернулась калачиком и не просыпается, когда я ложусь рядышком. Ничего удивительного. Айюла проснется, только когда ее тело устанет спать. Она не храпит и не видит сны. Она проваливается в кому куда глубже, чем больные вроде Мухтара.

Завидую ей! У меня вот физических сил нет, а голова работает в турборежиме — вспоминает, планирует, прогнозирует. Из-за Айюлиных поступков я терзаюсь куда больше, чем она сама. Может, мы избежали наказания, но руки-то у нас в крови. Мы более-менее комфортно устроились в своей постели, а труп Феми разлагает вода и объедают рыбы. Растолкать бы Айюлу, но чего я этим добьюсь? Даже если удастся ее разбудить, она скажет, что все будет хорошо, и через секунду заснет снова.

Поэтому я считаю — овец, коров, коз, уток, цыплят, кустарниковых крыс, мертвецов. Я считаю их до беспамятства.

Отец

К Айюле пришел гость. Были летние каникулы, и он пришел в надежде стать ее бойфрендом до нового учебного года. Звали его, кажется, Ола. Помню его долговязым, с бледным родимым пятном на пол-лица. Помню, он глаз с Айюлы не сводил.

Отец принял его тепло. Парня угостили прохладительными напитками и закуской. Парня убедили рассказать о себе. Парню даже нож показали. Ола уверовал, что наш отец — человек гостеприимный и внимательный. Наживку проглотили и мама с Айюлой — обе улыбались без остановки. Я же сидела на краешке дивана, впившись ногтями в обивку.