Моя сестрица — серийная убийца - [19]

— Мадам, мы быстренько посмотрим, и все…

— Мы и так были достаточно любезны. Пожалуйста, покиньте наш дом.

— Мадам, если потребуется, мы вернемся с нужными документами.

Я хочу вмешаться, но слова застревают в горле. Скованная, почти парализованная, я могу думать лишь о крови, которая была в багажнике.

— Я попросила покинуть наш дом, — с нажимом говорит мама и направляется к двери. Полицейским остается только за ней следовать. Они коротко кивают Айюле и уходят. Мама захлопывает за ними дверь.

— Что только не услышишь от этих недоумков!

Мы с Айюлой не отвечаем. Мы обе заново оцениваем имеющиеся у нас варианты.

Кровь

На следующий день полицейские возвращаются и забирают мой серебристый «форд фокус». Мы втроем стоим на крыльце и смотрим, как они на ней уезжают. Мою машину отгоняют на территорию участка в районе, где я почти не бываю. Ее тщательно осмотрят на предмет улик, свидетельствующих об участии в преступлении, которое я не совершала, в то время как Айюлина «фиеста» спокойненько стоит у дома. Мой взгляд останавливается на белом хэтчбеке: «фиеста» сияет, как подобает свежепомытой машине. Ее кровью не осквернили.

Я поворачиваюсь к Айюле.

— На работу я поеду на твоей машине.

Она в ответ хмурится.

— А если мне понадобится поехать куда-нибудь днем?

— «Убер» вызовешь.

— Кореде, может, мою машину возьмешь? — осторожно предлагает мама.

— На механику садиться не хочется. Я на Айюлиной поеду. — Я возвращаюсь в дом и поднимаюсь к себе в комнату, не дав им шанса ответить. Ладони у меня холодные, и я тру их о джинсы.

Машину я выдраила до блеска и треска. Кровь полицейские найдут, только если у них во время обыска начнется кровотечение. В дверь стучат, ко мне в комнату заходит Айюла. Я не обращаю на нее внимания — беру метлу и подметаю пол.

— Злишься на меня?

— Нет.

— А изображаешь злость здорово. Я чуть тебе не поверила.

— Просто не хочу остаться безлошадной.

— Это я виновата.

— Нет, виноват Феми. Это он перепачкал мне багажник кровью.

Айюла вздыхает и усаживается на кровать, игнорируя мою неприветливость.

— Слушай, не одной тебе плохо. Ты ведешь себя так, будто осталась с проблемой наедине, но я тоже переживаю.

— Неужели? Разве не ты на днях пела I Believe I Can Fly?

— Просто песня хорошая, — пожимает плечами Айюла.

Только бы не закричать! С каждым днем Айюла все больше напоминает мне его. Он мог совершить гадость, а через секунду изображать образцового гражданина как ни в чем не бывало. Это что, через гены передается? Но ведь его гены и у меня; у нас с ней гены одинаковые.

Отец

Мы с Айюлой нарядились в асо эби. На такие мероприятия принято надевать наряды из анкары[18] в одном стиле. Цветовую гамму выбрала Айюла, у нас это глубокий бордовый. Он бордовый ненавидел, значит, выбор идеальный. Айюла и фасоны обоих платьев придумала: у меня платье-русалка, обыгрывающее высокий рост, у нее — супероблегающее. Мы обе в солнечных очках, чтобы спрятать сухие глаза.

Мама в церкви сгибается пополам и рыдает. Она всхлипывает так громко и отчаянно, что тело сотрясается. Интересно, о чем она думает, чтобы вызвать такие слезы? О собственной немощи? Об Айюлиной смерти? Или она просто вспоминает, что он творил с ней и с нами?

Я обвожу взглядом проходы между рядами и замечаю Тейда, ищущего, где бы сесть.

— Ты пригласила его? — шиплю я.

— Я просто рассказала о поминках. Он сам себя пригласил.

— Черт!

— А что не так? Ты же велела быть с ним милой.

— Я велела тебе разобраться с проблемами, а не впутывать в них Тейда. — Мама щиплет меня, и я прикусываю язык, но меня колотит. Кто-то кладет мне руку на плечо, решив, что я не справляюсь с эмоциями. Увы, я не такая, как думают гости.

— Давайте закроем глаза и вспомним этого человека, ибо годы, проведенные с ним, были даром Господним! — низким торжественным голосом произносит священник. Легко ему говорить такие вещи, он этого человека не знал. Никто не знал его по-настоящему.

Я закрываю глаза и шепчу слова благодарности силам, которые удерживают в плену его душу. Айюла нащупывает мою ладонь, и да, я беру ее за руку.

После службы гости подходят выразить нам соболезнования и пожелать удачи. Какая-то женщина сжимает меня в объятиях и долго не отпускает.

— Ваш отец был прекрасным человеком, — шепчет она. — Он всегда звонил, справлялся обо мне, помогал платить за учебу…

Так и подмывает сообщить ей, что подруги у него были во всех университетах Лагоса. Мы давно со счета сбились. Однажды он сказал мне, что перед закланием корову нужно кормить, — это и было его жизненным кредо.

— Да, он многим за учебу платил, — говорю я вслух. Для мужчины с деньгами студентки — как планктон для кита. Женщина улыбается, благодарит меня и уходит.

Прием проходит традиционно: пару знакомых нам людей сопровождает целая толпа незнакомых, которым мы все равно улыбаемся. Улучив минутку, я снова звоню в участок и спрашиваю, когда мне вернут машину. От меня снова отмахиваются. Все, что можно, они наверняка уже нашли, но мужчина на другом конце провода мою логику не ценит.

По возвращении я застаю тетю Тайво на танцполе. Она делом доказывает, что отлично разбирается в современных танцах под современные хиты. Айюла сидит в окружении трех парней, борющихся за ее внимание. Тейд уже уехал, и эти парни надеются заменить его окончательно и бесповоротно. Тейд пытался ее поддержать, как и следует мужчине, но Айюла слишком занята — порхает туда-сюда, упивается всеобщим вниманием. Будь он моим, я ни на шаг бы от него не отходила. Я отвожу взгляд от Айюлы и потягиваю свой «Чапман»