Моя сестра – Елена Блаватская. Правда о мадам Радда-Бай - [124]

В то же время она присылала вырезки из разных газет, которые подтверждали ее словесные и печатные победы над различными авторитетами и, кроме того, возвещали свету массу таких невероятных фактов об оккультических, феноменальных свойствах и способностях основательницы Теософического общества, что людям здравомыслящим было невозможно им верить. «Феномены» – попросту чудеса, которые в целых книгах расписывают приверженцы ее, Олькотт[33], Джедж[34], впоследствии Синнетт и многие другие, – вместо славы доставили Блаватской только горе и обвинение в шарлатанстве и обманах. Воистину услужливые друзья оказались опаснее врагов. Они только возбудили недоверие к своему учению и его представительнице, прославляя то, что она сама всегда презрительно называла «psychological tricks» («психологическими фокусами»), известными в Индии сотням людей…

Враги, которых, понятно, у нее было множество, воспользовались неосторожностью приверженцев Блаватской, обвиняя ее в «этих фокусах», тогда как если б о них никто и не знал, это нисколько не повредило бы ее делу и уж никак не уменьшило бы достоинств ее сочинений. О них нет двух мнений: и друзья, и враги сходятся в признании их гениальности. Первый ее капитальный труд «Разоблаченная Изида»[35] вызвал сотни лестных отзывов[36] в американской, а позже и в европейской прессе. Мало русских людей читало эти два толстейших тома с целыми колоннами мельчайших ссылок на писателей всех стран. Но тем знаменательнее факт, как удивительно сошлись мнения об этом классическом сочинении Блаватской двух выдающихся в России деятелей: архиепископа армян преосвященного Айвазовского и нашего талантливого писателя Всеволода Сергеевича Соловьева. Первый, как только прочел «Разоблаченную Изиду», а вместе с ней книгу Синнетта «Оккультный мир», переполненную рассказами о «феноменах», тотчас написал мне, что, по его мнению, «выше феномена появления такого сочинения из-под пера женщины» и быть не может; а второй (г. Соловьев) пишет от 7 июля 1884 года из Парижа почти то же: «Читаю вторую часть “Изиды” и совершенно убеждаюсь, что это феномен!»

По-нашему, и этих двух свидетельств для нас, русских, достаточно, чтобы доказать, что книга эта имеет неопровержимые достоинства.

III

Наступила война наша с Турцией, и не стало покоя Елене Петровне. О! Какие громовые статьи писала она в американских газетах конца 1876 и весь 77 год против иезуитства католиков, против враждебных выходок папы на славян. Как она болела душой, каждым фибром, каждой каплей своей русской, православной крови за кровь своих соотечественников. Письма ее того времени не чернилами, а кровью и слезами писаны.

Великолепно перевела она тургеневский «Крокет в Виндзоре»[37] на английский язык, и было это стихотворение перепечатано в нескольких газетах. Поляки нью-йоркские не давали ей покоя своими антироссийскими сходками. Появление же знаменитой папской речи о том, что «схизм» чем скорее подавлен, тем лучше» и что «рука Божия может руководить и мечом башибузука», уложила ее в жару и бреду от негодования.

Поправившись, она разразилась рядом таких язвительных статей на папу и его «благословение турецкого оружия», что нью-йоркский нунций счел благоразумным ее задобрить и прислал парламентера. Разумеется, парламентер не был принят, а следующая статья Елены Петровны еще расцветилась описанием этого визита «доморощенного» иезуита… Среди вечного беспокойства за ход войны, за своих близких, в ней принимавших участие, Блаватскую даже не радовали громкие статьи о ее книге, лестные письма к ней таких людей, как Лайман Джон Дрэпер[38], как Альфред Рассель Уаллас[39], и рецензии этого соперника Дарвина на ее «Изиду»… «Я поражен вашей эрудицией, – писал ей Уаллас. – Вы положительно открыли мне новый, непредвиденный мир, с точки зрения, которая мне объяснила многое, доныне непонятное…».

Этой осенью Блаватская несколько раз была встревожена видением двоюродного брата, Александра Витте (в то время майора Нижегородского драгунского полка), в крови, с перевязанной головой. К несчастию, видение это предшествовало истине. 2 октября 1877 года он просто чудом спасся от гибели. Но при этом был контужен в голову так сильно, что едва не умер. Контузия оставила роковые последствия, вечные головные боли, осложнившие через несколько лет болезнь, от которой А. Ю. Витте и скончался в 1884 году.

Несказанно радовали Елену Петровну успехи русского оружия, за которыми она жадно следила; гораздо больше, чем ее собственные преуспеяния. Это явствует из ее писем в Россию. Взятие Плевны, например, заставило ее разразиться восторженно радостным посланием к родным; тогда как присылка ей из Англии в то же время диплома на почетное масонское звание вызвало умеренное удовольствие и юмористическое письмо:

«Слушайте, братцы! – пишет она. – Посылаю вам курьез: масоны Англии, главой коих состоит принц Уэльский, прислали мне диплом за мою “Изиду”… Я, значит, нынче – “Таинственный Масон”!.. Того и жду, что за добродетели мои меня в папы Римские посадят… Посылаю вырезку из масонского журнала. А орден очень хорош – рубиновый крест и роза».