Моя сестра – Елена Блаватская. Правда о мадам Радда-Бай - [123]
Писавший назвался Петром Кучеровым; объявил ей, что умер накануне в богадельне, куда я поместила его вместе с его братом, когда эти люди остались беспомощными инвалидами после смерти старших членов семьи Фадеевых и отъезда из Тифлиса. Петр объяснил ей, что и брат его недавно умер, и все это оказалось вполне, число в число, верно. Этот бедный человек был при жизни горький пьяница и, если верить показаниям его, по смерти был наказан мучительной жаждой, воздаянием за свой грех.
После сеанса Елена Петровна видела его самого и подтвердила это в том же письме, которое она писала в Египте, тогда как человек этот умер накануне в Тифлисе. Надо сказать, что и телеграфов тогда еще на Кавказе не было, если бы и вздумалось кому-либо ими воспользоваться для таких, никому неинтересных сообщений.
В 1873 году Е. П. Блаватская уехала в Америку. Англичанин Синнетт[27], ее биограф, в книге «Случаи из жизни мадам Блаватской» утверждает, что у нее уже и тогда «были постоянные психические сношения с ее учителями оккультизма в Тибете и на Цейлоне», что, только послушная их велениям, она всегда готова была к переездам из страны в страну… Прав ли он? Зависит от мнений верующих или скептиков. Но факт тот, что едва она попала в этот рассадник спиритизма, где уже в то время проявлялись феномены материализаций, как все ее письма переполнились скорбью и негодованием по этому поводу. Посещение ею «Коттеджа Вермон» братьев Эдди, о которых полковник Г. С. Олькотт[28] написал целую книгу под заглавием «Люди с того света», кажется, было последним камнем на весах мнения Блаватской о спиритизме. Она начала писать статью за статьей в американских журналах, указывая опасность медиумизма. Письма ее переполнялись раздражением против злоупотреблений спиритов силами и здоровьем медиумов и людским суеверием.
«…все неизвестное, таинственное, привлекает нас, как пустое пространство, и, производя головокружение, притягивает к себе, подобно бездне…» (Е. П. Блаватская «Загадочные племена на голубых горах»)
У братьев Эдди Елена Петровна впервые встретилась с ярым спиритом, полковником американской службы, сражавшимся за свободу невольников, Генри С. Олькоттом, и скоро успела его привлечь к своему мнению. Оба ярые противники материализма, они не отрицали пользы, принесенной огрубевшему в безверии миру, неожиданным вторжением в него спиритизма, но находили, что роль его должна ограничиться обращением общества к вере в «нечто, не снившееся нашим мудрецам», но не ввергать их в другую крайность – в суеверие и «в вызывание дурных сил, иначе говоря, в черную магию…».
«Какие мы спириты, бог с вами! – писала она своим родным. – Если я примкнула к составляющемуся здесь обществу теософистов – ветви индийского Арийского братства, – именно потому, что они честно борются с предрассудками и с злоупотреблениями лжепророков буквы, жрецов Калхасов и с бреднями спиритов. Мы, пожалуй, спиритуалисты, да и то не на американский, а на древнеалександрийский лад…».
Вскоре в американских газетах стали появляться похвалы ее статьям. Разбор ее печатной полемики с профессором Хаксли[29], проповедником материализма, наделал шуму. В то же время она задумала писать свой первый ученый труд «Разоблаченная Изида». В письмах же ее начали все чаще и решительнее появляться намеки, что не ей принадлежит то, что она пишет; что сама она не понимает, что с ней творится. Но для нее вполне очевидно, что говорит она и пишет об ученых и отвлеченных предметах не сама от себя, потому что она в них «ни бельмеса не понимает», но внушает ей и «диктует некто, знающий все».
Эти странные проявления неведомо откуда в сорок лет осенивших ее научных знаний в соединении с такими необычайными указаниями на какое-то «вселение» очень тревожили близких Е. П. Блаватской… Они одно время положительно опасались за ее рассудок.
«Скажи мне, милый человек, – писала она тетке своей, – интересуешься ли ты физиолого-психологическими тайнами? А ведь все это для любого физиолога удивительная задача. У нас в обществе есть очень ученые члены (например, профессор Уайльдер, археолог-ориенталист), и все они являются ко мне с вопросами и уверяют, что я лучше их знаю и восточные языки, и науки, положительные и отвлеченные. Ведь это факт, а против факта не пойдешь, как против рожна!.. Так вот, скажи ты мне, как могло случиться, что я, до зрелых лет, как тебе известно, круглый неуч, вдруг стала феноменом учености в глазах людей действительно ученых?.. Ведь это непроницаемая мистерия!.. Я – психологическая задача, ребус и энигма[30] для грядущих поколений, сфинкс… Подумай только, что я, которая ровно ничего не изучала в жизни, я, которая ни о химии, ни о физике, ни о зоологии, как есть, понятия не имела – теперь пишу обо всем этом диссертации. Вхожу с учеными в диспуты и выхожу победительницей… Я не шучу, а говорю серьезно: мне страшно, потому что я не понимаю, как это делается!.. Все, что я ни читаю, мне кажется теперь знакомым… Я нахожу ошибки в статьях ученых, в лекциях Тиндаля[31], Герберта Спенсера[32], Хаксли и других… У меня толкутся с утра до вечера профессора, доктора наук, теологи. Входят в споры – и я оказываюсь права… Откуда же все это? Подменили меня, что ли?».
