Думать сил не осталось. Я просто хотела к нему.
Закрыв глаза, натыкаясь на стены и столбы, куда-то пошла. Уже не думая. Ничего не желая. Идти, просто чтобы идти.
Жуткие запахи не сразу закончились. Но когда повеяло запахом сакуры, цветущей и подсыхающих на сухой земле лепестков, головная боль спала. Перестало щипать нос и слезиться в глазах.
Юноша с длинными волосами, спутанными, сидел у небольшого пруда, на краю крытой галереи с изогнутой крышей. Он сидел, сгорбившись, перемазанный кровь, обхвативший свои колени, словно отчаянно пытаясь прикрыть сердце или живот. Возле него лежало два куска ткани, смятых. Белый и сиреневый. Нет, оба белых и шелковых, просто на одном густо-густо были вышиты глицинии.
Спрятав лицо в спутанных волосах, Синдзиро вздохнул. Отсюда я не видела его лица, но тот запах был ни на что не похожий. Тем более, от двух вышитых тканей так ярко шел тот аромат! Его аромат! Прикрыла глаза, с блаженством принюхалась.
— Твоя мать ждет тебя, — глухо сказал Синдзиро. — Она будет рада показать тебе на мир.
Я распахнула глаза. Он не смотрел на меня, сидел, сгорбившись, обнимая свои колени. Словно ужасно замерз.
Повинуясь внезапному порыву, подошла к нему. Подняла кимоно с глициниями, казавшееся нежно-сиреневым издалека. Осторожно укутала хрупкие плечи.
— Она давно ждет тебя, — тихо прошептал молодой мужчина, не глядя на меня.
Он снова меня прогонял. И то было ужасно больно. И я было развернулась, желая уйти. Куда угодно, лишь бы подальше от того жуткого мужчины, опять выгонявшего меня.
И растерянно оглянулась.
Киото и высокие дома в стороне исчезли. Вокруг старинной усадьбы простирался огромный и высокий лес. Я так далеко ушла?
Голову подняла.
Но сегодня на небе все еще светила полная луна. И ночи одной не прошло! Или… здесь всегда на небе сияет полная луна?
Какое-то время смотрела на нее. В голове совсем прояснилось. Да и запахи природы успокаивали, такие редкие и неполные в городе, переполненном людьми. Особенно, непривычный и редкий запах дыма каких-то хвойный деревьев, который я чуяла только от него. Да, впрочем, шуршание чистого шелка, который он смял, ласкало слух. Шелк?..
Резко обернулась. Синдзиро притянул и прижал к себе белое кимоно. Нет, белое кимоно с вышитыми белыми цветами. Белое кимоно с вышитыми сливовыми цветами.
У меня сердце сжалось от боли. И я внезапно поняла. Ступила обратно к нему.
— Твоя мать хотела…
Но я перебила его:
— Я всегда хотела остаться только с тобой. Старый шаман это сразу понял.
Синдзиро, вздрогнув, поднял голову и растерянно посмотрел на меня. Нет, не Синдзиро. Его не так зовут. И он слишком бережет ту часть себя.
Он все еще прижимал к себе белое кимоно.
— Если ты позволишь, Синдзигаку… — едва слышно выдохнула я.
Он поднялся на дрожащих ногах. Вдруг накинул мне на плечи белое кимоно со сливовыми цветами, осторожно запахнул. Меня окутал его запах, любимый. Обнял и успокоил. А молодой мужчина внезапно притянул меня и крепко прижал к себе.
Я обхватила его твердое худое тело и зажмурилась.
По белому шелку, покрытому сливовыми цветами и пятнами чужой крови, протянулся запах наших слез.
Мы не смогли сохранить нашу историю чистой, как нежный первый снег. Мы не смогли сберечь сердца друг друга от ран и крови. Мы только родили несколько десятков цветов, которые не имеют запаха, кроме металла и шелка, но которые цвели сквозь столетия… которые будут вечно цвести только для нас двоих…
