Моя плоть сладка - [22]

В самолете было прохладно и приятно. Но габардиновый костюм так и жег его и от пота буквально прилипал к телу. Ладони и седеющие волосы были влажными. Нервным движением он пытался запихнуть окурок в уже переполненную пепельницу. Через пять минут он все узнает.

Самолет качнуло, и испанец, сидящий в соседнем кресле, перекрестился. Ле План кисло ухмыльнулся. Есть вещи куда похуже, чем авиационная катастрофа. Гораздо страшнее, чем неожиданная катастрофа.

Моторы выключили. Как раз около окна Ле Плана медленно крутилось огромное шасси. Впереди показалась красная пыльная посадочная площадка. Ле План никогда не был религиозным человеком. Ни разу в своей жизни он не перекрестился. Но сейчас ему очень хотелось знать хотя бы одну молитву. Ему хотелось, чтобы Провидение успокоило его. Кохилл будет его ожидать, Кохилл будет улыбаться, Кохилл вручит ему посылку. Потому что, если нет… – послышался дребезжащий звук, когда шасси коснулось посадочной площадки, вибрация хвоста прекратилась. – потому что, если посылка не ожидает его сейчас в аэропорту, значит, Ле План нарушил правила организации… – пилот переключил мотор, снижая скорость… – если синдикат узнает, что Морис Ле План уехал из Парижа… – самолет сделал разворот и начал подруливать к остановке… – тогда синдикат подумает, что Ле План украл посылку… – самолет остановился, дверца открылась, и пассажиры встали, готовые к выходу.

Ле План, серый габардиновый костюм которого от ветра замирающих моторов плотно облегал его худое тело, торопливо шел по грунтовой дорожке, стремясь опередить на таможне других пассажиров. Когда человек ожидает решения вопроса, касающегося его жизни или смерти, он становится нетерпеливым и грубым. Ле План буквально проложил локтями путь к таможенному барьеру и, не в состоянии скрыть свою нервозность, наблюдал, как испанский чиновник изучал его паспорт. Затем, чиновник вернул ему документы и отсалютовал. Одетый в форму молодой испанец небрежно запустил руку в чемоданчик Ле Плана, осматривая его незамысловатый багаж, взятый в расчете на однодневную поездку.

Ле План предъявил сигареты. Руки его были влажными от волнения. Он засунул в рот сигарету, забыл прикурить ее, потом быстрым движением затянул молнию на футляре с туалетными принадлежностями и вышел из таможни торопливой походкой.

У барьера ожидало пять или шесть человек. Ле План увидел толстого мужчину в костюме из саржи, в теннисных туфлях, надетых на босу ногу, и в грязной панаме, прикрывающей лысину. На сломанном носе белела длинная полоска пластыря.

Барней Кохилл вышел вперед. Они пожали друг другу руки. Затем Кохилл поспешил взять из рук Ле Плана чемоданчик.

– Как прошел полет? – вежливо поинтересовался он.

Но Морис Ле План не ответил. Он просто не в состоянии был что-либо произнести. Никакого свертка у Кохилла он не заметил. Но, может быть, он вынул бриллианты из несессерчика? Нет, нечего льстить себя пустой надеждой.

– У меня здесь машина, – сказал Кохилл. – Поедем в город?

– Нет… нет… Зайдем лучше в бар, здесь. Я возвращаюсь в Париж следующим рейсом.

– Ну что ж, тогда о’кей. Пожалуйста, проходите сюда.

Он пошел вперед. Морис Ле План плелся за ним. Он уже увидел ответ в глазах Кохилла. В них были страх и желание всячески умилостивить Ле Плана.

Бар был маленький и тихий. Пилот и штурман завтракали в другом конце бара. Завтрак состоял из кофе и сладких сухариков – обычный завтрак для жителей острова. Они быстро переговаривались с барменом на одном из диалектов испанского.

– Что вы желаете? – спросил Барней Кохилл, бросая панаму на стойку бара.

– Кофе.

Пока Кохилл заказывал, Морис Ле План закурил, наконец, сигарету, которая все еще торчала у него во рту. Теперь он чувствовал себя увереннее. Он все понял. Недаром он посредник. Наступило время торговаться. Нужно соблюдать максимальное спокойствие.

– Может быть, заказать стаканчик чего-нибудь к кофе? – спросил Кохилл. – Например, коньяк?

– Это отнюдь не визит вежливости, – сказал Ле План.

– О! – Кохилл в смятении взглянул на своего гостя. Лицо Ле Плана абсолютно ничего не выражало, оно напоминало Кохиллу лица продавцов лотерейных билетов у входа в парижское метро. Лицо, механически глядящее на прохожих, механически предлагающее купить их товар. Но что они при этом думали – на лице невозможно было прочитать. Да это и не нужно.

– Где посылка, Нора?

– Я хочу вам все объяснить, – начал Кохилл, почесывая свою красную толстую шею – Вчера вечером, когда я звонил вам, вернулась невеста. Она привезла с собой подарок. Но потом получилась неувязка. Она вдруг стала говорить, что потеряла его.

Он остановился, чтобы перевести дух, наблюдая за Ле Планом. Но Ле План ничего не произнес. Он положил дымящуюся сигарету рядом с блюдцем и отхлебнул черного кофе.

– Я хочу, чтобы вы правильно поняли, – продолжал Кохилл. – Я здесь совершенно ни при чем. Даю вам честное слово, жених, я был абсолютно уверен, что сегодня утром принесу вам подарок. Я до полуночи разыскивал эту девчонку. Я не мог уснуть. Никогда в моей жизни…

– Значит, подарок у нее, – перебил его Ле План. – И теперь она заявляет, что потеряла его. Конечно, она его не потеряла.