Моя первая белая клиентка - [10]

— Забудь это, — сказал он. — Всякое случается. Может быть, когда-нибудь ты сможешь оказать мне услугу.

Но не так легко совестливому человеку забыть такой долг. Воспоминание об этом слишком часто всплывало в памяти, и когда Дарроу нашел его в Нью-Йорке, Рассел был уверен, что последует какая-то просьба. И надеялся, что сможет ее удовлетворить. Вместо этого в один прекрасный день Дарроу исчез, оставив короткую записку, в которой благодарил Рассела за приют и добавил, что свяжется с ним позднее. В последующие годы от него изредка приходили из Панамы то письмо, то открытка с замысловатыми фразами, в которых Расселу чудились какие-то намеки. Каждый раз, когда он открывал конверт Дарроу, Джим надеялся, что наконец-то просьба будет высказана и станет ясно, что он должен сделать, чтобы освободиться от своего обязательства.

Может быть, такие мысли были вызваны с тем, что Рассел знал об этом человеке. Хотя вместе они прослужили недолго, но с годами его первая оценка Дарроу оставалась неизменной. Он знал его как профессионала с автоматом М-1, гранатой или автоматической винтовкой Браунинга в руках, человека, хвалившегося тем, что он никогда не берет пленных, отличавшегося абсолютной жестокостью и безжалостным безразличием ко всем, кто встречался ему на пути. Человека, который, казалось, был напрочь лишен таких качеств, как сострадание или уважение к человеческим чувствам окружающих; и вместе с тем он, безусловно, был личностью, обладавшей бесспорным обаянием, источник которого трудно было понять. Ведь помимо всего прочего он производил впечатление нечистого игрока, который в большой игре всегда оказывается на стороне победителя.

Вот почему Рассел испытал странное облегчение, когда прочитал в Нью-Йорке письмо и увидел билеты. Каким-то образом подозревая, что поездка может быть связана с определенными осложнениями, он все же рад был ехать по той простой причине, что, оказав услугу, мог навсегда выбросить его из памяти. Ему в голову не приходило, что в броне Дарроу может быть трещина; вот почему просьба оказалась неожиданной и удивила его. Теперь, понимая чувства Дарроу к сыну, он больше не колебался.

— Конечно, Макс, — сказал он. — Я все сделаю. Пока я еще не знаю как, но сделаю. Мне кажется, было бы неплохо…

— Что бы ты ни сделал, все пойдет, — прервал его Дарроу. — Ты — свой парень. — Он с облегчением перевел дух и, открывая ящик стола, ухмыльнулся. — Тут пара вещиц, которые мне хотелось бы вручить тебе в подарок. Помнишь Коротышку Малоффа?

Рассел сказал, что не помнит.

— Нет, ты должен его помнить. Стрелок из Бронкса… Может быть, он ушел от нас до того, как ты прибыл?

Рассел признал, что может быть, а сам в это время смотрел на комбинацию портсигара с зажигалкой, которую Дарроу извлек из ящика стола, грубую имитацию черепахового панциря, смахивавшую на дешевый сувенир. Видимо, эта мысль отразилась на его лице, и Дарроу рассмеялся.

— Ты бы никогда не стал связываться с такой вещью, — сказал он. — В тебе всегда было слишком много от студента Плющевой лиги. Но Коротышка был страстным охотником за сувенирами. Он их обожал. — Дарроу щелкнул язычком зажигалки и открыл портсигар, чтобы достать оттуда листок бумаги и показать металлическую внутренность. — Коротышка не был образован, как ты, но, пожалуй, это был второй человек после тебя, которому я мог доверять. Он понимал толк в людях. И умел разбираться в вещах. Я пошлю телеграмму, чтобы он встретил тебя в аэропорту, и он сможет все тебе передать.

— Мне лететь обратно через Новый Орлеан. Для этого были какие-то особые причины?

Дарроу взглянул на него, приподняв одну бровь.

— Просто я всегда привык думать. Ты ведь никогда здесь не был, не так ли?

— Нет.

— Цена та же самая, но мне показалось, что тебе лучше прилететь одним маршрутом, а вернуться другим. Так ты сможешь посмотреть Манагуа, Сан-Сальвадор, Гватемалу, Мериду и Новый Орлеан. Ты был там когда-нибудь?

— Нет, — ответил Рассел.

— Ты улетишь отсюда в пятницу в восемь двадцать утра и будешь в Нью-Йорке рано утром в субботу. — Он отложил в сторону свою сигару. — Но, черт возьми, можешь не лететь этим рейсом, если не хочешь.

— Все в порядке, Макс, — ответил Рассел, удивляясь, почему затеял этот разговор. — Думаю, мне доставит удовольствие посмотреть те места.

— Тоща не о чем спорить, — Дарроу открыл второй ящик стола и оглянулся на шкаф, стоявший позади его кресла. — Где-то была коробка, — сказал он, поднимая портсигар, — и кусок шпагата. Может быть, в спальне? Будь добр, посмотри на столе.

Рассел прошел в спальню и нашел и коробку, и бечевку. Когда он вернулся, Дарроу достал маленький ящичек.

— А это я приготовил для мальчика, — сказал он. — Мне кажется, мать не будет возражать, чтобы у него была такая вещица, как ты думаешь?

Рассел покачал головой, тронутый и немного пристыженный, когда увидел золотую медаль с изображением святого Христофора на тонкой золотой цепочке. Лицо Дарроу явно смягчилось, когда он уложил медаль, завернул ящичек в целлофановую пленку, потом уложил в другую коробку портсигар и перевязал бечевкой.

— Позволит ли тебе воспитание, которое ты получил в Новой Англии, заявить в декларации, что это подарки для тебя лично? — спросил он, подвигая оба ящика к Расселу через стол. — Таможенники обычно не беспокоят таких солидных путешественников, но на всякий случай оцени портсигар в пятнадцать долларов, а медаль — в сорок, если, конечно, захочешь.