Моя первая белая клиентка - [9]

— Ты сбежал от нее.

— Ну ладно, я же сказал тебе, что из этого ничего не выйдет. Зато позднее, — продолжил он свою первоначальную мысль, — я написал ей и вложил в письмо чек, но она его вернула. Она вообще не хочет брать от меня ни деньги, ни что-нибудь еще. — Серые глаза снова стали холодными и жесткими, такими, какими их помнил Рассел. — Ладно, я могу это сделать, если захочу, и она не сможет помешать мне.

— Хорошо, — Рассел наконец-то поверил ему. — Но вчера вечером ты говорил что-то о своем намерении поехать через несколько недель в Нью-Йорк. Почему не подождать и не сделать все самому?

— Потому, что я не уверен, что смогу. Здесь есть такие, кто с удовольствием всадил бы в меня нож и еще повернул его, — сказал Дарроу, и его тон был, скорее, презрительным, чем озабоченным. — Конечно, я срезал повороты и тут и там. Я всегда использовал все возможности, так уж я привык действовать. Но в этой части света немало горячих голов. Ты знаешь, как это бывает, — ты оказываешься связанным с одной стороной, а у другой что-то случается, и они начинают жаждать твоей крови… Несколько дней назад кто-то стрелял в меня в аллее, — он просто констатировал факт. — Мне хотелось бы остаться в живых, но…

Он стряхнул пепел со своей сигары и вновь раскурил ее. Рассел ждал, не находя ничего особенного в том, что услышал, поскольку знал, с кем разговаривает.

— Для начала у меня есть кое-какие дела в Баранкилье и Боготе, — добавил Дарроу, — а потом я намерен приехать в Нью-Йорк. Если я смогу это сделать, то устрою все для мальчика, как ты захочешь, но если не смогу…

И как бы в подтверждение только что сказанных слов грубый стук в дверь прервал его. Стучали в металлическую дверь, соединявшую комнату с конторой ресторана. Когда Дарроу открыл ее, косяк скрыл посетителя от Рассела, но он слышал все, что тот говорил.

— У вас пока больше никаких новостей? — Мужской голос звучал с явным американским акцентом, тон его был резким и враждебным.

— Нет. Я же говорил вам, что дам знать сразу, как только…

— Героин прибыл.

— Очень хорошо.

— Так в чем задержка?

— Я только что говорил с Хосе. Он утверждает, что ничего не слышал.

— Ходят слухи, — сказал невидимый посетитель, — что вы намерены сбежать из города.

— Если я это сделаю, то в вашем распоряжении два самолета.

— Они же опечатаны, и вы это знаете. Во всяком случае, не в том дело. Я хочу получить свою часть и…

— Когда я получу — получите и вы.

— Не верю, это болтовня.

Дарроу стоял прямо и твердо, сигара по-прежнему дымилась у него между пальцами, рот был сжат в тонкую жесткую линию и хотя на висках появились капельки пота, голос звучал четко и жестко, когда он откинулся назад и переступил с ноги на ногу.

— Если вам нужна пара сотен, чтобы заплатить за аренду, то вы можете их получить, — сказал он. — Что касается остального, то придется подождать, как жду я.

Пока Дарроу говорил, человек передвинулся и теперь Рассел узнал в нем того здоровяка, который вчера подходил к их столу, а потом разговаривал с Лолой Синклер. Теперь он был с непокрытой головой, и белокурые волосы, спутанные и кудрявые, явно нуждались в расческе, так что вид у него был взлохмаченный и неухоженный, а искаженное лицо угрюмо. Белые парусиновые брюки и кричащая спортивная рубашка, казалось, стали общепризнанной униформой для всего города. Пару секунд он смотрел на Рассела, причем не скрывая недовольства, но не подал виду, что узнал его. Вновь взглянув на Дарроу, здоровяк вдруг ушел, бросив на прощание:

— Я буду поблизости. Либо я получу свое, либо тебе несдобровать.

Дарроу закрыл дверь и вернулся к своему креслу.

— Второй пилот, — бросил он с недовольным видом. — Мы были с ним партнерами по авиабизнесу. Он владеет частью нашего имущества — двух самолетов «Сессна» и одного побитого Си-46.

Он вновь раскурил свою сигару и откинулся в кресле. Затем, словно разговор не прерывался, добавил:

— Что ты скажешь, Джим? Ты сможешь это сделать?

Рассел уже знал, что он ответит; у него было время мысленно вернуться назад, в ту ночь на Филиппинах, и в сотый раз понять, что если у человека была возможность спасти жизнь другому дважды за один бой, то именно это и сделал Дарроу.

Первым его делом была фантастическая защита в одиночку разрушенного передового поста, на котором все остальные уже были мертвы, а Рассел тяжело ранен. А потом, до самой зари — путь до линии окопов, и только Дарроу знал, чего ему стоило дотащить потерявшего сознание товарища до безопасного места.

В то время Рассел, который провел в роте «Чарли» меньше месяца, был зеленым вторым лейтенантом, Дарроу — сержантом, многократно раненным и обладавшим двухлетним опытом войны. Вплоть до того дня, когда Дарроу в 1948 году вернулся в Нью-Йорк, Рассел лишь мельком видел его в госпитале. Придя в сознание и поняв, что произошло, он пытался найти какой-то способ, чтобы выразить свою благодарность, но практически ничего не мог сделать. Оставалось лишь согласиться с тем, что в следующий раз придет его очередь сделать для сержанта то, что Дарроу сделал для него. Все, что он мог сказать, — это простое «спасибо», и Дарроу в ответ ухмыльнулся.