Моя мать смеется - [5]
Моя тетя обожает свою внучку. И та ее тоже обожает. Она недавно вышла замуж и родила ребенка. Моя мать показывала мне фотографии. Она вышла замуж за вьетнамца, и это немного заметно в ребенке, но все очень довольны.
К счастью, я не вышла снова замуж, потому что уже давно овдовела бы, а вдовство – это навсегда. Так мне сказала мать, сама вдова, она заявила однажды, ни в коем случае не выходи за кого-то старше тебя, даже если это хороший и честный человек. Я осталась одна, и так и будет. Мне нравятся молодые, и я не хочу замуж за старика, чтобы стирать ему носки. Это такое выражение, у меня теперь есть стиральная машинка, чтобы стирать белье. Но страшно себе представить, каково это: очутиться ни с того ни с сего в одной постели с немолодым мужчиной, с которым вы не старели вместе. Мне бы хотелось иметь просто друга. Кого-то, с кем выходить, ходить в театр, даже на танцы, почему нет. Молодежь любит танцевать, я тоже. На свадьбах, да где угодно, мне нравится танцевать, а когда я танцую, я чувствую себя собой. Особенно если танцую часами. Это полезно. Я бы хотела быть танцовщицей или певицей, или даже пловчихой, или музыкантом, но я никогда ничем таким не занималась.
Поэтому я рада, что моя внучка занималась этим, и мне хотелось бы, чтобы она что-то сделала со своей жизнью и особенно чтобы не осталась вдовой. У нее еще есть время, но кто знает.
Кто знает, что может произойти, а я знаю даже меньше других, потому что то, что со мной произошло, уже произошло, и кто вообще мог выдумать такое. Ну, кто-то должен был выдумать, иначе этого бы не произошло, это было хорошо организовано. Всё это было хорошо продумано и осмыслено, поэтому я себе иногда говорю, что осмысление – не всегда решение вопроса, даже если оно окончательное.
Моя взрослая дочь всегда просит меня об этом рассказать, но я не хочу. Знаю, что если расскажу, мне конец. Так мне, по крайней мере, кажется, моя взрослая дочь говорит, нет, наоборот. Нужно об этом говорить. Но она тоже ничего не говорит, я хочу сказать, о своей жизни. Как будто то, что она может рассказать, не рассказывают такой матери, как я.
Иногда я говорю себе, что это из-за того, что со мной произошло. Иногда – что совсем наоборот. Не знаю, что думать, и поэтому не думаю.
Впрочем, то, что со мной произошло, может снова начаться.
Ничего не кончилось. Всё может начаться снова. Как-то иначе, но всё равно начаться, особенно когда видишь, как люди спят на улице, и их всё больше и больше, я всегда отворачиваюсь, когда их вижу, отворачиваюсь, потому что не могу это видеть, и, хотя у меня большая квартира, я их к себе спать не позову. Иногда я думаю, что это было бы решением, но их слишком много, и они всё прибывают и прибывают. И они грязные, грязь – это нормально, но меня трясет от грязи, поэтому тоже я их не приглашаю. Хотя и знаю, что после хорошей ванны, в чистой одежде, поев хорошего супа, они снова будут чистыми, и что они не всегда были грязными.
Но я не выношу эту грязь. Мне это знакомо, и я не хочу больше об этом слышать. Тем более видеть, ни у себя дома, ни у других.
Это разрывает мне сердце, и, даже не задумываясь, я отвожу глаза, когда вижу такое на улице и когда захожу в некоторые кварталы, особенно в тот квартал в Париже, где живет моя дочь, и когда я вижу грязные матрасы на улице, у меня сердце разрывается, и я спрашиваю дочь, как только она может выносить такое. Она отвечает, что она тоже с трудом это выносит, старается не смотреть, особенно когда идет дождь и серо. Когда светит солнце, на это легче смотреть, потому что матрасы залиты солнцем и пятна не так заметны. Да, говорю я себе, не так, но запах-то остается. В жизни есть не только зрение, но и запах. И запах иногда еще хуже. Кроме запаха цветов. Но только не когда их надолго оставляют в воде, не меняют ее и забывают их. Цветы забывают, а они начинают как-то странно пахнуть. Тогда их выбрасывают без сожалений. Или вот мясо. Иногда запах мяса тоже вызывает тошноту. В этом случае его нельзя есть, даже если вы страшно голодны. Ни в коем случае нельзя есть, даже если вы умираете от голода, и это ужасно.
Теперь она редко хочет есть, но она знает, что должна есть, чтобы набрать вес и поддержать здоровье, тогда мы часами говорим о том, что она могла бы съесть для аппетита, и всегда приходим к одному и тому же заключению: нужна селедка с луком или селедка в масле, или соленая селедка, неважно что, лишь бы селедка. Она также любит маленькие серые креветки, но в салате, под легким майонезом и со свежим луком, и чтобы майонез был соленый и перченый, а то у нее не будет никакого аппетита. А еще есть мягкий сыр. Она не знает, что бы она делала без мягкого сыра, и в списке покупок первым пунктом всегда идет мягкий сыр.
Я тоже люблю мягкий сыр, но из-за постоянных разговоров о нем почти разлюбила. Больше всего я люблю то время дня, когда я чувствую, что у меня есть жизнь, когда я быстрым шагом иду купить сигарет. Внезапно я становлюсь человеком. Свободным человеком, у которого есть дело. А сегодня особенно, потому что после стольких серых дней выглянуло солнце.
