Моя малая родина - [30]

Местом, куда мальчишки ходили играть в войну, был огромный котлован около железной дороги, между станциями Монино и Осеевская. Видимо, из него брали песок, когда строили аэродром. В котлован были свалены, как попало, немецкие самолёты. Мы залезали в них и изображали воздушные бои. «Строчили» из всего, что было под рукой. Стоял мальчишеский гвалт. Кричали друг другу: «Я тебя сбил!» Мы ходили и на аэродром. Там подкрадывались к взлётной полосе и, лёжа рядом, ждали «ястребков», которые тут взлетали. Для нас, мальчишек 9-12 лет, верхом храбрости было встать в рост перед взлетающим самолётом, метров за 50 от того места, где он отрывался от земли. Нужно было преодолеть жуткий страх от рёва мотора, несущегося на тебя самолёта, грохота железной взлётной полосы под его колёсами и не упасть от воздушной волны. Конечно, мы вооружались: какой «боец» без оружия. У всех были рогатки с резиной от противогазов. Старшие ребята из толстой доски или сучка и медных трубок, сплющенных и загнутых с одного конца, мастерили пистолеты. Родители особенно опасались, как бы мы не нашли где-нибудь мины, гранаты или взрыватели к ним. Такие находки иногда были и всегда имели трагические последствия. Смертельных случаев не было, но без пальцев или без глаза ребята оставались. Нам, мальчишкам, хотелось во всём походить на лётчиков – героев войны, среди которых мы жили. Младшие из нас вырезали из газет и журналов изображения орденов и медалей и вешали их себе на грудь, когда выходили гулять на улицу, а большинство мальчишек старших классов, вплоть до 10-го, ходили в дерматиновых сапогах. Мы хвастались друг перед другом отцовскими трофеями. Конечно, фарфоровые статуэтки, пианино, аккордеоны, ковры или другая подобная чепуха нас не интересовали. Некоторые офицеры с фронта привезли охотничьи ружья знаменитых немецких фирм. У нас тоже было охотничье ружьё, японское, небольшое, лёгкое, одноствольное, с полусотней латунных гильз. Трофейные мотоциклы BMW с цепной передачей, эсэсовские штык – кинжалы, изящно сделанные узкие немецкие офицерские клинки и кортики – вот что вызывало наше восхищение. А когда в доме не было родителей, из потаённых мест доставались самые главные для нас трофеи – настоящие пистолеты. Они были разных марок: вальтеры, браунинги, ТТ и кольты, вороненые, хромированные и маленькие дамские. Каждому хотелось подержать их в руках, пощёлкать курком. Однажды, передавая пистолет из рук в руки, кто-то случайно нажал на курок. Раздался выстрел – пистолет был заряжен. Пуля попала в окно дома, стоявшего напротив, и застряла в стене внутри квартиры. Слава Богу, обошлось без жертв. Но скандал был, послуживший нам ещё одним уроком – как бы оружие, ни было красиво, оно всегда опасно для жизни. Среди мальчишек особенно ценились трофейные цейсовские фотоаппараты. У Юрки из соседнего подъезда был такой, он раздвигался гармошкой. Несколько снимков ребят нашего дома, сделанных им в конце 40-х – начале 50-х годов, сохранилось у нас как особо ценная реликвия тех дней.

В то время только налаживалась мирная жизнь, в 1947 году отменили карточную систему, во всём дефицит. Решение бытовых вопросов, распределение к праздникам особо дефицитных продуктов (муки и крупы), налаживание семейных отношений, организация досуга детей и многое другое возлагалось на женсоветы факультетов. Некоторые жёны офицеров постоянного состава, имевшие специальное образование, занимались у себя на квартирах с детьми (детского сада тогда не было) музыкой, лепкой из пластилина и аппликацией, репетиторством по русскому и иностранным языкам, математике. Со школьниками начальных классов мастерили кукол и разучивали роли для домашних спектаклей. Детвора из ближайших подъездов в назначенный день и час собиралась на лестничной площадке у квартиры в возбужденном ожидании, когда будут давать «билеты» – бумажки с указанием ряда и места. В это время в квартире – «театре» шли приготовления: на середину комнаты ставили обеденный стол – сцену, вешали на верёвке занавес из материи, какая была под рукой, расставляли в 2–3 ряда имевшиеся в квартире стулья и табуретки. Когда всё было готово, «артисты» садились за стол-сцену, а из коридора в комнату впускали шумную гурьбу детей. Рассевшись по местам, мы быстро затихали в ожидании чуда. Занавес раздвигался, начиналось представление. Детские глаза сосредотачивались на куклах, следили за их движением. Мы сами становились участниками спектакля, поправляя или подсказывая текст роли, разволновавшемуся артисту. Если очередной спектакль ещё только готовился, то организовывали просмотр диафильмов, которые покупали наши родители. Памятным событием для нас, детворы, была посадка вместе с родителями берёз вдоль нашего 4 дома. Сейчас им 60 лет, у каждой есть имя. Эти сажал Анатолий Реут с сестрой, эти – братья Бердниковы, эти, у выхода из 6 подъезда – мы с сестрой, Ириной; её берёза растёт, а моей уже нет. Далее сажали братья Прохоровы-Шигины, Сычков, Скворцов, Забелены, Щукины и другие сверстники. Последней у 10-го подъезда стоит берёза Антона (Антонио) Крейчи, «итальянского скрипача». Они – живые свидетели тех дней и шелест их крон напоминает об ушедшем времени, об уроках родительской любви в тяжёлые военные и послевоенные годы.