Моя любимая, голубка моя - [5]

Около девяти тридцати, плотно поужинав и пребывая в отличном расположении духа, мы возвратились в гостиную, чтобы приступить к игре. Мы играли с высокими ставками — десять шиллингов за сто очков, поэтому решили не разбивать семьи, и я всё время был партнёром своей жены. К игре мы все отнеслись серьёзно, как только и нужно к ней относиться, и играли молча, сосредоточенно, раскрывая рот лишь в тех случаях, когда делали ставки. Играли мы не ради денег. Чего-чего, а этого добра у моей жены хватает, да, видимо, и у Снейпов тоже. Но мастера обыкновенно относятся к игре серьёзно.

Игра в этот вечер шла на равных, но однажды моя жена сыграла плохо, и мы оказались в худшем положении. Я видел, что она не совсем сосредоточенна, а когда время приблизилось к полуночи, она вообще стала играть беспечно. То и дело она вскидывала на меня свои большие серые глаза и поднимала брови, при этом ноздри её удивительным образом расширялись, а в уголках рта появлялась злорадная улыбка.

Наши противники играли отлично. Они умело объявляли масть и за весь вечер сделали только одну ошибку. Это случилось, когда молодая женщина слишком уж понадеялась, что у её партнёра на руках хорошие карты, и объявила. шестёрку пик. Я удвоил ставку, и они вынуждены были сбросить три карты, что обошлось им в восемьсот очков. Это была лишь временная неудача, но я помню, что Сэлли Снейп была очень огорчена ею, несмотря даже на то, что муж её тот час же простил, поцеловав ей руку и сказав, чтобы она не беспокоилась.

Около половины первого моя жена объявила, что хочет спать.

— Может, ещё один роббер? — спросил Генри Снейп.

— Нет, мистер Снейп. Я сегодня устала. Да и Артур тоже. Я это вижу. Давайте-ка все спать.

Мы вышли вслед за ней из комнаты и все четверо отправились наверх. Наверху мы, как и полагается, поговорили насчёт завтрака, чего бы они ещё хотели/и как позвать служанку.

— Надеюсь, ваша комната вам понравится, — сказала моя жена. — Окна выходят прямо на долину, и солнце в них заглядывает часов в десять.

Мы стояли в коридоре, где находилась и наша спальня, и я видел, как провод, который я уложил днём, тянулся поверх плинтуса и исчезал в их комнате. Хотя он был того же цвета, что и краска, мне казалось, что он так и лезет в глаза.

— Спокойной ночи, — сказала моя жена. — Приятных сновидений, миссис Снейп. Доброй ночи, мистер Снейп.

Я последовал за ней в нашу комнату и закрыл дверь.

— Быстрее! — вскричала она. — Включай его! Это было похоже на мою жену — она всегда боялась, что что-то может пропустить. Про неё говорили, что во время охоты — сам я никогда не охочусь — она всегда, чего бы это ни стоило ей пли её лошади, была первой вместе с гончими из страха, что убиение свершится без неё. Мне было ясно, что и на этот раз она не собиралась упустить своего.

Маленький радиоприёмник разогрелся как раз вовремя, чтобы можно было расслышать, как открылась и закрылась их дверь.

— Ага! — произнесла моя жена. — Вошли.

Она стояла посреди комнаты в своём голубом платье, стиснув пальцы и вытянув шею; она внимательно прислушивалась, и при этом её крупное белое лицо сморщилось, словно это было и не лицо вовсе, а мех для вина. Из радиоприёмника тотчас же раздался голос Генри Снейпа, прозвучавший сильно и чётко.

— Ты просто дура, — говорил он, и этот голос так резко отличался от того, который был мне знаком, таким on был грубым и неприятным, что я вздрогнул. — Весь вечер пропал к чёрту! Восемьсот очков — это восемь фунтов на двоих!

— Я запуталась, — ответила женщина. — Обещаю, больше этого не повторится.

— Что такое? — произнесла моя жена. — Что это про-ис-ходит? — Она быстро подбежала к приёмнику, широко раскрыв рот и высоко подняв брови, и склонилась над ним, приставив ухо к динамику. Должен сказать, что и я несколько разволновался.

— Обещаю, обещаю тебе, больше этого не повториться, — говорила женщина.

— Выбора у нас нет, — безжалостно отвечал мужчина. — Попробуем прямо сейчас ещё рад.

— О нет, прошу тебя! Я этого не выдержу!

— Послушай-ка, — сказал мужчина, — стоило ли ехать сюда поживиться за счёт этой богатой суки, чтобы ты взяла и всё испортила… На этот раз вздрогнула моя жена.

— И это второй раз на этой неделе, — продолжал он.

— Обещаю, больше этого не повторится.

— Садись. Я буду объявлять масть, а ты отвечай.

— Нет, Генри, прошу тебя. Не все же пятьсот. На это уйдёт три часа.

— Ладно. Оставим фокусы с пальцами. Полагаю, ты их хорошо запомнила. Займёмся лишь объявлением масти и онёрами.

— О, Генри, нужно ли всё это затевать? Я таи устала.

— Абсолютно необходимо, чтобы ты овладела этими приёмами в совершенстве, — ответил он. — Ты же знаешь — на следующей неделе мы играем каждый день. А есть-то нам надо.

— Что происходит? — прошептала моя жена. — Что, чёрт возьми, происходит?

— Тише! — проговорил я. — Слушай!

— Итак, — говорил мужской голос. — Начнём с самого начала. Ты готова?

— О, Генри, прошу тебя! — Судя по голосу, она вот-вот расплачется.

— Ну же, Сэлли. Возьми себя в руки. — Затем совершенно другим голосом, тем, который мы уже слышали в гостиной, Генри Снейп сказал: — Одна трефа.

Я обратил внимание на то, что слово «одна» он произнёс как-то странно, нараспев.