Моя единственная надежда - [4]

И поздний час никак не влиял на это. Ему казалось, что Надины руки преследуют его везде. Они спускались, когда ей хотелось возбудить его. Они медленно скользили по его рукам, когда ей хотелось поднять их в нужное положение. Они ложились к нему на плечи, когда она прижималась сзади коленями к его ногам, чтобы заставить его двигаться в такт.

Это был кошмар.

И не только потому, что он не привык получать такие немногословные указания. Хотя и не без этого. Уже несколько лет, возглавляя свою многомиллионную архитектурную фирму, он сам распоряжался всем.

А еще надо было как-то бороться с внезапными волнами пьянящего аромата от ее темных волос. С соблазном этой гладкой серебристой полоски кожи над юбкой. И с этими обольстительными, как арабские ночи, глазами, зовущими в танце куда-то дальше в темные пределы страсти. И эта понимающая улыбка, пробегавшая по ее влажным губам, перед тем как она начинала отсчитывать ритм, как будто ему было три года.

Когда она наконец выключила музыку, Райдер спросил:

– Мы закончили?

– На сегодня – да.

Потом, как будто не было этого часа, который они провели так близко друг к другу, как только могут мужчина и женщина, не связанные законными узами, Надя просто отошла в сторону.

Усевшись на розовую кушетку, она сняла ленту, тряхнула волосами и прошлась по ним руками, пока они не превратились в копну спутанных кудрей. Она, наверное, почувствовала, что Райдер за ней наблюдает, потому что, запахнув полы кардигана и обмотав вокруг шеи длинный серебристый шарф, обернулась.

– В следующий раз наденьте свободные брюки и футболку и принесите с собой что-нибудь теплое на потом. Даже в эту сумасшедшую жару после такой работы ваше тело очень сильно остынет.

Райдер не стал давать никаких обещаний. Он подумал, что охладиться, как можно быстрее, – это как раз то, что нужно.

– Я провожу вас.

Ее брови спрятались под волной волос.

– В этом нет необходимости. Обойдусь сама. Я дитя бедных кварталов.

Ричмонд едва ли можно было назвать бедным, но Райдер рос рядом с младшей сестрой, так и норовившей выпасть из окна своей спальни, и инстинкт защитника глубоко укоренился в нем.

– Сейчас одиннадцать часов вечера. Я вас провожу.

Надя окинула его оценивающим взглядом цыганских глаз и, пожав плечами, с улыбкой сказала:

– Мужчина сказал – мужчина сделал.

– И это тоже.

Он подхватил свой пиджак и галстук и, чтобы не помять их, повесил себе на руку. Она заметила это, но ничего не сказала, очевидно считая, что ее время давать указания закончилось.

Подойдя к старинному щитку, Надя выключила свет, и на полу остались только пятна лунного света, проникавшего через арочные окна. Взгляд Райдера снова упал на потолок с пятнами от протечек, на покрытые пылью бра, на промышленные вентиляторы и, наконец, на совершенно фантастический перекрестный рисунок потолочных балок, чтобы воспроизвести который некоторые люди заплатили бы сколько угодно.

Надя, кашлянув, показала ему на дверь, а потом, прижав бедром и стукнув по ней, закрыла на ключ.

Райдер пошел за ней по лестнице. Холодный свет зеленых ламп отбрасывал болезненные тени на отклеившиеся обои. Однако, если смотреть сверху вниз, лестница, огибавшая лифтовую шахту, оказывалась прекрасно спроектированной. Если бы лифт работал…

Какая разница, подумал он с легким раздражением. Это здание наверняка уже приговорено.

Тем не менее Райдеру не требовалось заключение психолога, чтобы объяснить, почему это здание сохраняло для него свое очарование. Оно относилось к категории тех, которые обожала его обладавшая художественной натурой мать. Ее связь с миром выражалась в замечательных скульптурах, которые она делала из забытых, выброшенных и потерянных вещей. Ее связь с сыном выражалась в его понимании того, что, следуя велению своего сердца, обретешь лишь сердечную боль.

Отмахнувшись от воспоминаний, Райдер обратил взгляд к выходу.

– Вы придете на следующей неделе? – спросила Надя, когда они вышли за дверь.

– Боюсь, что да, – ответил Райдер, повернувшись к ней.

Она стояла, покачиваясь с ноги на ногу, как будто двигалась в ритме одной ей слышной мелодии, что производило какое-то чувственное гипнотическое впечатление. Потом, поднявшись на носки так, что ее лицо оказалось на одном уровне с ним, произнесла:

– А Сэм действительно крутит вами своим маленьким пальчиком, верно? Она и раньше мне нравилась, а теперь я испытываю особое уважение к этой девушке.

Райдер фыркнул и засмеялся.

Потом, когда Надя прошла мимо него, легко спрыгивая со ступенек, он сунул руки в карманы брюк, чтобы не сделать чего-нибудь опрометчивого. Например, скользнуть рукой по ее горячим бед рам и прижать ее к себе. Или утопить пальцы в этих безумных кудрях. Или поцеловать мягкие губы.

Райдер быстро взял себя в руки.

Какой бы притягательной она ни была, единственной его целью на ближайшие недели было дожить до свадьбы Сэм, не поддавшись искушению спрятать ее в высокой башне, где ни один мужчина не сможет причинить ей боль. Чему никак не могло способствовать, если бы он позволил этой лукавой и своенравной учительнице танцев, уже успевшей подружиться с сестрой, заморочить себе голову.