Моя Чалдонка - [55]

— Вот оно как! — Дядя Яша вошел в комнату. — Да… Сивер-то, ребята, какой взыграл! Словно как в сказке великан одну ноздрю зажал, а в другую дует. Того и гляди, сопки снесет. — Он сел на сундук. — Что ж это, Вениамин, про тебя говорят? Придется сейчас допрос учинить. Расскажи про отметки.

— Дядя Яша! — тоненько-тоненько сказал Веня. — Тогда у всех спроси. По алфавиту надо: к-л-м-н-о-п-р-с-т…

— Тихо. Знаю алфавит. Вызываю на «О»: Отмахов Вениамин.

Веня заерзал, завертелся:

— По физкультуре — пять, по рисованию — пять.

Он замолчал. Больше пятерок у него не было.

— По ботанике — четыре. Я еще опыты ставил и по корням сочинение писал.

— Ясно. Про ботанику хватит.

— По литературному чтению — три, по географии — три. — Веня торопился и глотал слова. — По истории, — он вдруг обрадовался, — ага, по истории три с плюсом.

— С плюсом? — переспросил Яков Лукьянович.

— Сам видел! Мария Максимовна в журнале плюсик поставила, мал-люсенький, совсем незаметный, карандашом.

— Плюсик? — опять переспросил дядя Яша. — За что? За то, что Перикл в кино ходил? По русскому-то что у тебя да по арифметике?

Веня уныло посмотрел на товарищей.

— Двойки у меня, — проговорил он еле слышно, — и по немецкому двойка…

— Так, — помолчав, сказал старый Отмахов и поднялся с сундука: — С праздником вас, Яков Лукьяныч!.. Ну ладно, вы хозяйничайте, а я на кухне покурю.

Чай был допит в полном молчании. Немножко стало веселее, когда занялись посудой. Нина и Римма принесли из кухни таз с водой, мочалку.

— Сначала чайную, потом обеденную, — сказала Нина. — Девочки моют, мальчики вытирают. Кто хочет, — добавила она.

На Володю Нина так и не посмотрела ни разу.

Дима немедленно отошел в угол, к сундуку, и стал разглядывать охотничье снаряжение дяди Яши. Гремели в тазах чашки, тарелки, звенели ложки и ножи, а Дима думал о том, где бы он был сейчас, если бы…

— Вот уж Дима никогда не поможет! — сказала Римма. — Просто даже нехорошо!

— Он вообще сегодня скучный. — Лиза показала свои остренькие, щербатые зубки. — Как же, еще воскресенье пропустили — жалко!

И загремела от удовольствия посудой.

— Ой, — схватился за ногу Володя. — Ты что, Веня, одурел, шумовкой кидаться! Косточку отбил!

— Да я нечаянно… уронил! — Маленький Отмахов в испуге переводил глаза с Володи на Диму. «Вот это номер! Лизка-то, слышите, что говорит!»

Но Дима сидел себе на сундуке, перебирая пальцами патронташ дяди Яши и пренебрежительно усмехаясь, а глаза ушли в узкие щелочки. «Значит, и Лиза прослышала».

— Всегда ты, Лизка, ерунду мелешь, — сказал он спокойно. — Краем уха услышишь, и пошла, и пошла! Язык у тебя ходуном ходит!

— «Ерунду? Ходуном?» — Лизка уперла мокрые руки в бока и взглянула на Любушкина. — А ты, Ерема, уже гоготать собрался. А хочешь, про тебя скажу? Ты все на драгу к Сене бегаешь. Что, неправда?

— Ну и что, ну и правда! — пробормотал Ерема.

— Комбинезон завел, резиновые сапоги, даже шляпу, как у Сени. Скажешь, вру?

— Да это же все отцовское! — Ерема с такой силой тер полотенцем большое синее блюдо, что Веня ожидал: вот-вот в блюде появится дырка. — И не собираюсь скрывать: все равно драгером буду. Сеня обещал выучить.

— Вот! — торжествовала Лиза. — От меня не скроешь! А кто узнал, что дяде Яше дрова возят? Я! А кто первый увидел, как Веня и Володя с тюками тащились? Я! Веня так пыхтел — я сначала подумала, что это эшелон на разъезде.

— Ох, ты! — Веня сердито вырвал из Ереминых рук полотенце. — Медведь, блюдо сломаешь! Поставь в шкафчик на кухне.

В разговор вмешалась Римма.

— Вот, мальчики, нехорошо, — сказала она. — Володя — председатель совета отряда, а только о себе подумал. От себя вещи принес, и все!

Нина с горой вытертой посуды в руках стояла у дверей кухни. Она повернула к Римме продолговатое, в светлом пушке лицо:

— Он, наверное, думает, что одним его полушубком можно всех бойцов обогреть.

Володя не успел ответить, как Нинин голос раздался из кухни:

— Ребята, а дяди Яши-то нет! И Ерема ушел.

Школьники высыпали в кухню. И правда: исчезла с табурета войлочная шляпа дяди Яши, и зеленой толстой Ереминой куртки не видать на вешалке.

— Куда же они ушли?

— Придут, — тоном хозяина сказал Веня. — Может, дрова в ограде колют… А насчет вещей, Нина, я вот что скажу: и другие принесут, кто, конечно, сознательный.

— А может, не у всех полушубки и валенки есть? — сказала Нина. — Наша мама все отцовское сдала уже — что же теперь делать? Петя просит полушубок, Кира просит, и мне надо сдать. Не все такие богатые, как Сухоребрий или Бобылкова.

Володю передернуло: «С Тамаркой в ряд поставила».

— Ну, что же, — сказал он, — может, кто согласится за тебя принести.

— Ты, что ли?

— Хоть бы и я!

— А потом по всему прииску похваляться будешь, да? Так надсмеешься, что со стыда помру!

— Я? Нина, я?

— Ты! Ты! — со слезами в голосе крикнула Нина. — Ты! Ты! Ты!

Она стояла, прижав руки к груди.

— Когда я смеялся над тобой? Ну, говори, при всех говори! Я не боюсь! — требовал Володя, стоя прямо против Нины. Родинка у него над губой словно еще больше потемнела.

— Говори же, Нина, говори скорей! — сказала Лиза.

— Говорить ей нечего, — сказал решительно Дима. — Ерунда какая-то.