Моя автобиография. Три начала - [21]

И по играм и по тренировкам было видно, что Михайлов и Петров и огорчены, и растерянны, и возмущены таким решением. Мне тоже было обидно за нашу тройку. Неловко чувствовал я себя перед моими партнерами: в конце концов, я пришел в звено последним — самым молодым и неопытным, ребята помогали мне, опекали меня, давали возможность поверить в собственные силы, а я, набравшись мастерства и опыта, покидал их теперь, чтобы играть с другими. И это происходило всего за несколько месяцев до Олимпийских игр, до первой нашей Олимпиады, на которую мы мечтали попасть, к которой шли вместе — подчеркиваю — шли более трех лет.

Дискуссии и обиды были серьезны, недоволен был тренер, недовольны хоккеисты, и это взаимное неудовольствие мешало играть и тренироваться… И продолжался разброд до тех пор, пока Анатолий Владимирович не сумел все-таки убедить нас, что в интересах и ЦСКА, и сборной СССР мы обязаны располагать двумя сильными пятерками.

— Неужели, — говорил Тарасов, обращаясь к Борису и Владимиру, — вы с вашим опытом, мастерством, трудолюбием, работоспособностью, доброжелательным отношением к молодым не сможете воспитать, вырастить еще одного Харламова? Вам все по плечу…

Тренер бил точно в цель. Он говорил не только о перспективах команды. Он учитывал и особенности характера Михайлова и Петрова, их настроения, их, наконец, обиду. Анатолий Владимирович играл на самолюбии моих партнеров.

Мало-помалу они проникались идеей доказать миру и Тарасову, что звено и без Харламова может сыграть блестяще, что они и вправду помогут Юрию Блинову стать первоклассным мастером.

Володя и Борис добились своего.

То был лучший сезон Блинова. И не только потому, что стал он с товарищами олимпийским чемпионом, заслуженным мастером спорта. Но и потому, что играл он той зимой блистательно. И публика, и журналисты, и мастера хоккея ахали: «Вот это игрочище!»

И в матчах чемпионата страны, и на Олимпийских играх Петров и его партнеры сыграли великолепно.

Двойственные чувства владели мной в то время. С одной стороны, мне жаль было расставаться с друзьями, было обидно, что нас, ведущее звено не только ЦСКА, но и сборной, расформировали, что пропадает наша сыгранность, не используется, простите за нескромность, великолепное взаимопонимание. С другой же… Я выступал теперь рядом с Анатолием Фирсовым и Владимиром Викуловым, выступал в компании, где плохо сыграть было тоже просто невозможно.

Игра в новой пятерке многому меня научила, многое дала.

Прежде всего, как заметили тренеры, я стал меньше суетиться. Может быть, во-первых, потому что теперь у меня был больший простор (разделите ширину площадки — 30 метров — не на троих, как прежде, а на двоих), а во-вторых, потому что стал иначе видеть хоккей. Выступая рядом с таким мастером, как Анатолий Васильевич Фирсов, я заново открывал для себя многие тонкости хоккея, иначе, глубже понимал тактику игры. Игра с новыми партнерами научила меня действовать на площадке более вдумчиво, строже выполнять планы, разработанные перед матчем, заранее готовиться к тем или иным тактическим построениям, которыми, по замыслу тренеров, мы должны озадачить соперника. Одним словом, я стал действовать более осмотрительно, перестал пороть горячку.

Викулов и Фирсов практически в каждом матче не только творили, импровизировали, предлагали соперникам один ребус за другим, но и работали много и охотно, при потере шайбы оттягивались назад. И если с прежними своими партнерами я больше играл впереди, мало заботясь об обороне, о помощи защитникам, то теперь, находясь на льду рядом с такими прославленными игроками, было стыдно не возвращаться назад, не помогать им. Играть иначе, чем они, меньше трудиться на льду было бы неуважением к ним.

Я проходил — в игре — первоклассные университеты. На практике проходил. Учился, но дело обходилось без занудных поучений со стороны многократных чемпионов мира Фирсова, Рагулина или Викулова.

Тот сезон был для меня удачным. Не только потому, что стали мы в Саппоро олимпийскими чемпионами. Новая пятерка хорошо играла весь сезон — весной нашей микрокоманде вручили приз, присуждаемый редакцией газеты «Труд» самому результативному трио в нашем союзном чемпионате.

Но если бы тогда меня спросили, где хочу я играть — в новом звене или в прежнем, я бы с выбором не колебался. Конечно же, с Петровым и Михайловым. Только с ними.

И пусть эти мои слова не покажутся обидными Фирсову или Цыганкову, Викулову или Рагулину. Я благодарен замечательным мастерам за все мои университеты.

Но разве предосудительна верность первой любви!

Как тройка, мы — Михайлов, Петров, Харламов — формировались вместе. Мы вместе росли, вместе мужали и как хоккеисты, и как люди. Мы провели вместе лучшие наши годы: вместе мы жили на сборах, вместе тренировались, ездили по стране, направлялись на чемпионаты мира, пересекали океан. Мы, наконец, вместе приобрели имя, вместе играли против разных соперников, возможно, мы и сходить будем вместе. Мы равны, мы привязаны друг к другу, и когда осенью 1972 года все трое снова стали играть в одном звене, то, право же, сезон этот стал едва ли не лучшим в моей жизни. Может быть, потому, что играли мы с особым вдохновением, воодушевленные возможностью возрождения маленькой нашей команды.