Моя автобиография. Три начала - [18]

О Володе Лутченко, одном из ближайших друзей, я мог бы рассказывать, кажется, бесконечно, но знаю ли я его до конца… Не уверен, совсем не уверен. Лутченко внутренне замкнут, хотя внешне он весьма общителен. О таких говорят — себе на уме. Он скрытен и умеет так высказать свое мнение, что при всем желании не поймешь — «за» Володя или «против».

«Да я как все», — говорит в любой конфликтной ситуации Лутченко и улыбается при этом загадочно. Попробуй пойми: ведь если товарищ не спорит, то это вовсе не значит, что он согласен с твоим мнением.

Я слышу знакомые шутки. Подтрунивание друг над другом. Я знаю, кто как среагирует на реплику товарища. Знаю, кто какие книги и фильмы любит. Знаю, кто с удовольствием вспоминает детей, семью, а кто говорит о доме неохотно. Я знаю, наверное, про моих друзей все.

Но не до конца. Совсем не до конца.

Искать ли идеального партнера?

Вся тройка — Борис Михайлов, Владимир Петров и я — на сцене.

Очевидно, шестидесяти минут хоккейного мачта любителям нашей игры недостаточно, они хотят попасть за кулисы, хотят из первых уст услышать объяснения, почему «Спартак» выиграл у ЦСКА, а Владимир Викулов не попал в сборную, и потому так охотно устраивают встречи с хоккеистами.

Бывает на таких встречах и наша тройка, я расскажу чуть попозже, как распределяем мы свои обязанности во время выступлений, сейчас лишь замечу, что особенно часто нас расспрашивают о том, как мы все трое уживаемся — на льду, в игре и за пределами площадки, как дополняем друг друга, чему учимся у товарищей, какие пожелания предъявляются партнеру, довольны ли мы друг другом, мечтаем ли об идеальном партнере, да и есть ли вообще идеальные спортсмены — мастера, которые умеют буквально все.

Не знаю, бывают ли идеальные гроссмейстеры хоккея или футбола. Есть, кажется, только один идеальный футболист — бразилец Пеле, да и то если судить по рассказам: как он играет, мы видели не слишком много.

Не знаю, существуют ли и идеальные хоккеисты.

Переводчик нашей сборной показывал мне вырезку то ли из канадской, то ли из американской газеты, где утверждалось, что я великий хоккеист.

Такие оценки отношу на счет преувеличенной восторженности репортеров и рекламной суеты, влияния которой не избегают порой и спортсмены НХЛ — Национальной хоккейной лиги, объединяющей сильнейшие клубы Северной Америки.

Какое великое множество у меня недостатков, знают не только мои партнеры и тренеры, но и я сам. Может быть, даже лучше других.

Поэтому отбросим в сторону разговоры об идеальных партнерах, об идеальных спортсменах и поговорим о живых, конкретных людях.

О прекрасных хоккеистах.

О Борисе Михайлове и Владимире Петрове.

Мы вместе испытывали радость больших побед, вместе — что еще важнее — боролись за них, вместе огорчались в случае неудачи.

Наша тройка родилась в один прекрасный, хотя и горестный для ЦСКА день, создана она была, как все знают теперь, надолго, хотя я соврал бы, если бы сказал сейчас, что догадался об этом в день первого же матча.

Тот первый матч, сыгранный в Горьком, армейцы, напомню, проиграли с футбольным счетом 0:1, все наши могучие форварды, ведомые находящимся в расцвете сил Анатолием Фирсовым, так и не смогли тогда поразить ворота Виктора Коноваленко, и мне, откровенно говоря, подумалось, что первый матч нового звена окажется и последним: Анатолий Владимирович Тарасов может решить через два дня попробовать проверить новую тройку.

Здесь самое время напомнить, что в ту пору наш тренер решал проблему третьей тройки. В первом звене играли три первоклассных мастера — Анатолий Фирсов и молодые, но уже успевшие к началу сезона 1968/69 года стать трехкратными чемпионами мира и олимпийскими чемпионами Владимир Викулов и Виктор Полупанов.

Надежным было и второе звено, где также играли три олимпийских чемпиона — Евгений Мишаков, Анатолий Ионов и Юрий Моисеев.

А вот проблема третьего звена решалась медленнее.

Сейчас я понимаю почему.

Это только так говорится — третье звено. На самом деле перед Тарасовым стояла труднейшая задача — он искал замену хоккеистам тройки «А». Трем великим асам хоккея, которые один за другим покидали лед. Ушел Константин Локтев. Ушел Александр Альметов. Оставался последний из могикан — Вениамин Александров. Он играл то вместе с Михайловым и Петровым, то с Михайловым и Смолиным, играл со мной, играл с Фирсовым, подключались в состав тройки и другие хоккеисты, и по мрачному лицу Тарасова можно было догадаться, что опять не то, снова не то.

Сейчас, повторяю, я понимаю искания тренера: перед его мысленным взором была фантастическая игра тройки «А».

Мы все на ее фоне проигрывали.

И потому я был подготовлен к тому, что завтра — на тренировке — будет опять новый вариант звена.

Но я ошибся. Тарасов уже решил, каким будет новое трио. И после еще некоторых проверок иных сочетаний хоккеистов остановился на том варианте, который показался ему самым перспективным.

И уже много лет нас называют первой тройкой советского хоккея. Тройкой «А».

Хоккейная тройка — это коллектив. Своеобразный «производственный» коллектив. Не случайно нас называют звеном. И естественно, первое условие успеха — психологическая совместимость трех хоккеистов. Еще лучше, если дружба. Три мастера, даже хороших, очень хороших мастера, не станут сильным звеном, если не будут принимать друг друга, не будут одинаково понимать главные принципы хоккея.