Моя 9-я жизнь - [13]

Но мобильный, за который я схватилась, дабы привести приговор в действие, уже высвечивал сообщение: «Мила, пожалуйста, прости, что всё так получилось! Я ушёл, потому что иначе Пётр разозлился бы ещё больше. Можно, я тебе позвоню?»

«Что ж,» ― согласилась я, ― «доля правды в этом есть ― вряд ли бы присутствие Влада смягчило профессора… И, к тому же, Влад оставил меня тет-а-тет не с каким-то там незнакомым психом, но с моим же крёстным, который, как бы ни сердился, а вреда мне точно не причинит… Ну вот, я уже и оправдываю этого красавца!.. Ладно, так и быть, пускай позвонит!»

И пока я раздумывала, отвечать Владу сейчас же или поизображать ещё немного оскорблённую гордыню, телефон запиликал.

― Аллё, ― я хотела звучать холодно, но в результате только неестественно пробасила.

― Это я, ― «ох, до чего же красивый голос!» ― Ты не ответила… Но, может, мне всё же удастся заслужить твоё прощение? Пожалуйста, скажи, что мы ещё увидимся!

Конечно же, я тут же оттаяла. Поначалу пыталась разыгрывать неприступность, но Влад вдруг сообщил, что уезжает завтра…

― Уезжаешь… Надолго?

― Ещё точно не знаю.

― Далеко?

― За океан. В Америку.

― Любишь путешествовать?

― Приходится.

― Удачного перелёта! ― надеюсь, он не заметил, как сник мой голос.

― Вылетаю ранним утром, на месте буду к вечеру, и, если не возражаешь ― тебе позвоню.

― Буду ждать! ― следовало бы получше контролировать свои интонации ― щенячий восторг просто очевиден!

― Тогда ― до завтра? ― возможно, я слышала то, чего самой хотелось, но эта фраза прозвучала с особой нежностью.

― До завтра!

глава 5

«Влад летит в Америку,» ― думала я. ― «Значит, рано утром он доберётся до Вильнюсского аэропорта, сядет в самолёт, следующий в одну из европейских стран, скорее всего ― в Германию, там пересядет на огромный лайнер, который уже унесёт его за океан.

Завтра утром наши дождливые небеса осиротеют: загадочный Влад покинет их, и бездной его взгляда будут любоваться жители далёкого другого континента. Но вечером я снова услышу милый сердцу голос, и это ― замечательно!»

Уснуть так и не получилось, но бессонница была иной: сладкой, нетерпеливой. В шесть утра я поднялась с постели, так и не сомкнув глаз, а усталости почти не чувствовалось. Попивая кофе, я смотрела на светлеющее небо и гадала: «Чем сейчас занят Влад? Едет в аэропорт? Проходит регистрацию? А может, уже сидит в самолёте? Может, он уже далеко от Литвы?» Я глянула на мобильный телефон: здорово, что прогресс так скор на всякие изобретения! Благодаря этой вещице сегодня я не грустила в разлуке с ненаглядным, а с нетерпением ждала прихода вечера и его звонка.

Время летело быстро, что радовало. Вскоре часы отметили девять. Небосвод стал понемногу затягиваться серыми облаками, и я решила прогуляться, пока не пошёл дождь. И тут в дверь позвонили. Это была не мама ― она бы открыла своим ключом, полагая, что я ещё сплю. Я с содроганием подумала, что это кто-то из соседей явился выразить «благодарности» за вечерние профессорские «концерты». К моему удивлению, на пороге стоял сам профессор.

― Привет! ― сказал он. ― Хорошо, что ты уже проснулась!

― Что, Пётр Павлович, вы вчера не до конца высказались? ― процедила я.

― Я пришёл просить прощения… Можно войти?

Пришлось впустить его и забыть об утренней прогулке ― пытаясь задобрить крестницу, Шиманский принёс с собою свежие булочки. Так что было чаепитие и куча извинений за вчерашнее недоразумение. «Недоразумение» ― так профессор назвал собственную вчерашнюю истерику. Когда я потребовала всё-таки объяснить, что же именно так взбесило моего крёстного, он пробормотал нечто невнятное о трудном дне и каких-то там сплетнях, непонятно кем и по какой причине распускаемых. В общем, Шиманского разозлила наша с Владом встреча, но почему-то он не хотел в том признаваться. Что ж, не раскрыла всех карт и я, и сделала вид, будто во всё поверила и всё простила. И ещё цельных три часа ломалась комедия под названием «мы с Шиманским помирились». Когда профессор наконец соизволил удалиться, было глубоко за полдень, и с отяжелевшего неба вот-вот обещало хлынуть.

И хлынуло, конечно же, лишь только я отошла от дома на приличное расстояние. Благо, что прихватила с собою зонт. Короче: спасибо, Пётр Павлович, за ваше умение быть некстати!

Тёмный, промокший до нитки парк тянул к небу голые ветви, взывая к вожделенному солнцу. На прошлогодней траве ещё лежали снежные островки, земля выдыхала остатки холода. Я наконец-то позабыла о Шиманском, перестала раздражаться и предалась весеннему бездумному блаженству. Была какая-то особая прелесть в этом недвижном, влажном воздухе и чёрно-сером пейзаже ― они тоже ждали: вместе со мною ждали перемен к лучшему, ждали чуда и всего того волшебного, что, казалось, непременно должно произойти.

Мама вернулась около шести вечера, отказалась от ужина (и для кого я только старалась?), приняла таблетку от головной боли и отправилась спать. Видимо, они с Марго неплохо погуляли! Честно признаться, я побаивалась, что профессор всё-таки уведомит её о моих вечерних похождениях, но, ко всеобщему спокойствию, этого не случилось.