Мой внутренний Элвис - [54]

висят сине-бело-красные гирлянды, в витринах — шляпы и сладости.

Секунду мне кажется, что я вижу внутри пожилого человека в синей бейсболке. Но водитель прибавляет газу, и уже ничего не рассмотреть.

— Мы уже почти приехали в Грейсленд? — Нелли вдруг совсем приободрилась и нетерпеливо ерзает на сиденье.

Да, говорит водитель, только ему надо завезти труп.

— Хорошо, — Нелли кивает. А потом поддает локтем мне в бок. — Мы как раз успеваем выиграть конкурс.

Я убираю ее локоть.

— Он уже наверняка давно начался.

— Ерунда, — она улыбается и глядит в окно.

Понятия не имею, чего это она так радуется.

Я бы предпочла подольше не приезжать. Мне вдруг хочется сказать ей, что я знаю, что она вовсе не беременна, а просто ужасно хочет внимания, что я не позволю больше выставлять меня идиоткой, никогда, ни за что, но Нелли берет мою руку, сжимает ее и говорит: «У нас получилось!» Я смотрю в окно и молчу.

Прочие улицы в Мемфисе не лучше Бил-стрит. Здесь дома повыше, но тоже из темного кирпича, и поэтому кажется, что город тебя душит. А над городом висит темное, туманное небо.

Ждут ли нас в Грейсленде мама и Клара? Приехал ли папа? Впервые за много дней я думаю о том, что мой план мог не удастся. Высотные дома постепенно исчезают, мы въезжаем в район с частными домиками, у каждого из которых — деревянная веранда. У белой церкви мужчина останавливает машину. «Сейчас вернусь».

Нелли смотрит в зеркало заднего вида.

— Он вытаскивает гроб.

Я зажимаю уши.

— Не хочу и слышать об этом!

Нелли отводит мою руку от уха.

— Через час ты встретишься с Элвисом, — шепчет она.

— Ты ведь и сама не веришь в то, что Элвис жив! — отвечаю я громко.

— Я верю тебе, — говорит Нелли.

Я смотрю в сторону.

— Хотелось бы и мне сказать тебе то же самое.

Водитель катафалка возвращается с церковного кладбища, потирая руки:

— Ну, вперед, в Грейсленд!

Я смотрю на часы. Уже минуло двенадцать и я совершенно уверена, что мы всё пропустили. Ну и ладно. Мы выезжаем из города и едем по двухполосной улице, слева и справа — рестораны фастфуда и авторемонтные мастерские.

— Мы едем не туда! — шепчу я Нелли. — Куда он нас везет?

Нелли пожимает плечами. Я рассматриваю грязные рестораны и мастерские, супермаркеты и мебельные магазины и представляю, что этот тип решил с нами сделать. Он ведь такой любитель смерти и кладбищ, вдруг он похоронит нас заживо… Не могу поверить в то, что мы смогли доехать сюда, и тут, в Мемфисе, за пару километров от Грейсленда, нас закопают. Я уже собираюсь сказать ему, что в Грейсленде нас ждут родители, что я им уже позвонила и рассказала, как мы едем в катафалке госпиталя Святого Иоанна, и вдруг он заворачивает направо и говорит «приехали!».

Я оглядываюсь. Повсюду низкие бетонные павильоны, украшенные неоновыми буквами, складывающимися в «Добро пожаловать в Грейсленд».

— Но это же никакой не Грейсленд! — возмущаюсь я.

Нелли пихает меня.

— Погляди налево! — она вжимается в сиденье, чтобы я выглянула в окно.

Он и вправду тут, на другой стороне, далеко-далеко от дороги: Грейсленд.

Слезы наворачиваются на глаза — то ли оттого, что я наконец-то здесь, то ли оттого, что место моей мечты оказалось всего лишь шоссе в промышленном районе, не знаю.

— Эм-м-м, леди, — водитель откашливается, — мне и вправду было очень приятно ваше общество, но пора обратно, в Сент-Иоанн. Люди так и мрут, без остановки, понимаете ли.

— Ну конечно! — я протягиваю ему руку. — Большое вам спасибо!

Слава богу, он не знает, что еще три минуты назад я была уверена, он — извращенец и серийный убийца. И все равно я чуть-чуть краснею. Водитель пожимает мне руку и говорит:

— Нет проблем! А теперь поторопись, а то пропустишь свое свидание!

Мы с Нелли выходим, берем вещи и машем ему, пока он отъезжает.

— Хорошо, — говорю я Нелли, — куда теперь?

— Понятия не имею, — Нелли оглядывается и вдруг рывком поворачивается ко мне. — Черт!

— Что?

И прежде чем она успевает ответить, кто-то кричит: «Антье? Нелли? Антье?»

Я оборачиваюсь на голос. К нам мчится мама, держа за руку Клару. Я отбрасываю гитару и бегу к ней.

— Антье! — мама обнимает меня так крепко, как не обнимала уже лет десять или больше. — С днем рождения, — повторяет она снова и снова, — с днем рождения!

Наконец она отпускает меня, а рядом стоит Нелли с двумя рюкзаками и моей гитарой.

— Нелли! — говорит мама ей и обнимает ее почти так же крепко, как и меня, так крепко, как только можно обнять кого-то, обвешанного рюкзаками и с гитарой в руке.

Нелли, кажется, это даже нравится. Клара тянет меня за футболку.

— Антье, а где твоя жена?

О нет. В этот момент я жалею, что не купила Кларе новую розовую собаку.

А потом смотрю на Клару — на ее рыжие волосы, перевязанные бирюзовой лентой, на рептильи очки и ною:

— Она меня бросила, Клара. Мы расстались. Теперь она живет в Кливленде.

— О, — Клара потрясена, — о.

Я достаю из рюкзака пластикового Элвиса.

— Вот моя новая жена.

Клара берет Элвиса и рассматривает его со всех сторон.

— О’кей, — говорит она потом, — я назначу вам приемное время.

— А где вы забыли папу? — я поднимаю глаза на маму.

— Папу? — мама смеется. — Да, этого толстого типа с бородой, все время пожирающего пончики, ты его еще помнишь.